33 визы. Путешествия в разные страны - Юрий Александрович Жуков

надо делать газету. Еще недавно они, в подавляющем большинстве своем, были очень далеки от газетной работы: на протяжении многих лет эти люди с винтовкой в руках сражались против японских интервентов и чанкайшистов. Сам Дэн То был опытным, закаленным в боях политработником. Но специфику газетной работы и он знал очень слабо. И вот теперь он со своими сотрудниками приехал к нам — набраться практических знаний.

То было время, когда между нашими странами существовала братская дружба. Повсюду гремела мажорная песня «Москва — Пекин». В наших высших учебных заведениях, в научно-исследовательских институтах, на предприятиях трудились тысячи китайцев, перенимая наш опыт. На Восток шли тысячи эшелонов с оборудованием, и тысячи наших специалистов помогали создавать в Китае новые предприятия. Могли ли мы тогда думать, что пройдет каких-нибудь несколько лет, и группа Мао Цзэ-дуна, круто повернув руль, разорвет эти дружеские узы и встанет на антисоветские позиции?

Наш гость Дэн То и многие его товарищи были настоящими коммунистами и искренними поборниками китайско-советской дружбы. За это они впоследствии жестоко поплатились — в годы пресловутой «культурной революции», когда Мао провозгласил свой печально знаменитый лозунг «Огонь по штабам!» и стал расправляться с теми, кто воспротивился его вероломной политике, товарищ Дэн То и многие другие честные деятели китайской компартии были отстранены от всех постов и брошены в тюрьму. Говорят, что сейчас Дэн То уже нет в живых...

Но в ту пору, повторяю, никто из нас не мог и мысли допустить о том, что может свершиться такое, и наши коллеги из «Женьминь жибао» во главе с Дэн То старательно изучали основы газетного дела на организованных нами для них краткосрочных курсах. Каждое утро они приходили в наш просторный зал заседаний, усаживались вокруг огромного стола, крытого зеленым сукном, доставали свои блокноты и быстро-быстро записывали иероглифами все то, что мы им рассказывали. Вскоре по возвращении в Пекин они составили и опубликовали на основе этих записей учебник для журналистов.

Так завязалась дружба работников «Правды» и «Женьминь жибао». Наша редакция была своим домом для китайских корреспондентов, а редакция «Женьминь жибао» гостеприимно принимала наших корреспондентов Кожина, Домогацких и Овчинникова, работавших в Пекине, и всячески помогала им в работе. Мы приглашали работников «Женьминь жибао» в СССР, они звали нас в Пекин. Вот так довелось и мне летом 1956 года побывать в Китае, — я был личным гостем товарища Дэн То.

Я провел там целый месяц, было много интересных встреч в Пекине, в Циндао, в Тяньцзине. Далее в сопровождении гостеприимных сотрудников «Женьминь жибао» мы направляемся на юг. Экспресс Пекин — Шанхай мчится вдоль тех самых полей, над которыми «капитан Ван Си» и его друзья, летавшие на прославленных в то время «курносых» истребителях И‑16, сбивали летом 1938 года японские И‑96. Время и труд миллионов китайских рабочих и крестьян уже сгладили следы не только антияпонской, но и гражданской войны, в ходе которой народ Китая сокрушил режим: Чан Кай-ши.

Влево и вправо, насколько хватает глаз, расстилаются изумрудные рисовые поля, изрезанные оросительными каналами. Через каналы переброшены горбатые мостики. Под ними плывут парусники и лодки, перекрытые плетеными из соломы циновками. Многие из этих суденышек все еще используются не только как средство транспорта, но и как жилье, — я вижу на лодке украшающие нехитрый плавучий быт горшки с красными цветами; под навесом, сделанным из циновки, ужинает семья; пожилая женщина выливает ведерком за борт просочившуюся в лодку воду. Вдоль канала по древним каменным плитам, уложенным, наверно, сотни лет назад, степенно шествуют возвращающиеся с поля черные круторогие буйволы, и на их спинах важно восседают парнишки в картинных широкополых соломенных шляпах, словно сошедшие со старинной гравюры. Загорелый дочерна парень ловит с лодки плавающих в канале уток, искусно набрасывая им на шею тонкую петлю.

Чем дальше к югу, тем теснее стоят дома, — здесь особенно чувствуется большая плотность населения. Запомнился поселок, прилепившийся на узкой косе, отделявшей большое озеро от реки, вдоль которой мчался наш экспресс. Хозяйка хижины зачерпывала воду, стоя в дверях. Ребятишки подгребали к порогу своего дома на лодке. По крохотному заборчику, стоявшему у самой воды, вилась, разбрасывая широкие листья, тыква. А там, где была суша, сразу же от кромки берега начинались ярко-зеленые изумрудные рисовые поля. Здесь, как и в провинции Шаньдун, откуда мы ехали, нет ни одного клочка земли, на котором не было бы что-нибудь посеяно. Исключение составляют лишь разбросанные по полям могилы предков — круглые холмы, рядом с которыми кое-где еще стоят древние, высеченные из камня «столбы чести», на которых выбиты навечно иероглифы: «Тогда-то скончался такой-то. Его вдова — имярек — дает слово чести, что она никогда больше, до самой смерти, не выйдет замуж...»

Я гляжу на этот непривычный и своеобразный пейзаж и обдумываю увиденное и услышанное за эти недели. Многое радовало, многое поражало, но кое-что удивляло и даже настораживало. Приятно было видеть повсюду следы активной деятельности общества китайско-советской дружбы — в каждом городе у нас были трогательные встречи с его активистами. Радостно было наблюдать признаки экономического подъема, — повсюду, показывая нам свои достижения, мои спутники непременно добавляли: «Это помог нам создать наш старший брат — Советский Союз». Теплое чувство возникало в сердце, когда мы видели везде и повсюду примеры нового в культуре и искусстве, в производстве и даже в быту...

Вот и сейчас на станции, где только что остановился наш экспресс, мы наблюдали множество мелких, но вместе с тем по-своему значительных подробностей новой жизни: вот группа юношей столпилась у киоска — они интересуются книжными новинками; вот пожилой железнодорожник рассматривает искусно нарисованные цветными мелками на черной доске карикатуры — это стенная газета работников станции; вот стайка черноволосых девушек с косичками, в которые вплетены белые ленты, обступила продавца, торгующего местным лакомством — вялеными утиными желудками, — одетый в ослепительно белый халат, с марлевой антисептической маской на лице, он осторожно достает эти лакомые кусочки начищенными добела металлическими щипцами из застекленного ящика, укладывает их в очаровательные плетеные корзиночки и вручает покупательницам. Эта подчеркнутая забота о гигиене потрясла бы «капитана Ван Си», то бишь Саню Грисенко, привыкшего к старым, неописуемо грязным китайским базарам тридцатых годов.

Но было и нечто такое, что, повторяю, удивляло и настораживало. Бросалось в глаза, что многочисленные представители начальства, особенно из службы безопасности, проявлявшие большой интерес к советским гостям, заботливо ограничивали их контакты с населением. Помнится, в Циндао, когда я с женой вышел погулять по городу, не предупредив заранее гостеприимных хозяев об этом, возникла неимоверная суматоха.