История нового имени - Элена Ферранте

В доме было тихо. Нунция уже легла, Стефано и Лила еще не вернулись. Я зашла к ним в комнату — там царил кавардак: стояли раскрытые чемоданы, повсюду валялась одежда и обувь. На стуле лежала книга «Хиросима: день спустя». Она взяла ее без спроса, как будто имела право распоряжаться моими вещами как своими, как будто даже отношением ко мне профессора Галиани я была обязана ей, небрежным жестом позволившей мне присвоить эту привилегию. Я хотела забрать книгу, но мне стало совестно, и я оставила ее лежать на стуле.

Воскресенье прошло скучно. Всю ночь я мучилась от духоты, но окно не открывала, боясь, что налетят комары. Я ненадолго проваливалась в сон, потом просыпалась и снова засыпала. Идти в Барано или не ходить? Но зачем? Играть с Чиро, Пино и Клелией, пока Нино будет плавать или загорать, дуясь на отца и не сказав мне ни слова? Я проснулась поздно, около десяти, и не успела открыть глаза, как на меня накатило мучительное ощущение потери.

От Нунции я узнала, что Пинучча и Рино уже ушли на пляж, а Стефано и Лила еще не вставали. Я тоскливо макала хлеб в кофе с молоком, пока не решила, что в Барано не пойду. В отвратительном настроении я побрела на пляж.

Рино лежал животом на песке с мокрыми волосами и спал. Пинучча бродила туда-назад вдоль берега. Я предложила ей прогуляться к фумаролам, она наотрез отказалась. Тогда я одна пошла в сторону Форио, надеясь развеяться.

Утро тянулось бесконечно. Вернувшись, я искупалась и легла на песок. Я слышала разговор Рино и Пинуччи: на меня они не обратили никакого внимания.

— Не уезжай.

— Мне же на работу. К осени надо выпустить новую коллекцию. Видела модели? Как они тебе?

— Красивые. Только без уродства, которое предложила Лина. Убери это все.

— Ну что ты, она здорово придумала.

— Да что ты? Значит, мое мнение тебя не интересует.

— Неправда.

— Правда-правда. Ты меня разлюбил.

— Я очень тебя люблю. Ты сама знаешь, как я тебя хочу.

— Ну да, как же, с таким пузом.

— Я готов целовать твое пузо с утра до ночи. Я всю неделю только о тебе и думаю.

— Тогда не уезжай.

— Не могу.

— Тогда я поеду с тобой.

— Мы же заплатили за дом. А тебе надо отдохнуть.

— Мне здесь не нравится.

— Почему?

— Мне снятся плохие сны.

— Даже когда ты спишь с моей сестрой?

— С ней еще хуже. Дай ей волю, она бы меня убила.

— Ну, спи с моей мамой.

— Она храпит.

Как он только терпит ее нытье, удивилась я. Я долго ломала себе голову, пытаясь понять, что это нашло на Пинуччу. Спала она и правда плохо. Но ее призывы к Рино остаться или взять ее с собой звучали фальшиво. Скорее всего, она сама не понимала, что с ней происходит, и пыталась поделиться с ним своей подспудной тревогой, но, не находя нужных слов, выбрала сварливый тон. Впрочем, вскоре я перестала думать о ней, поглощенная другими мыслями. Мыслями о Лиле.

Когда Лила вместе с мужем появилась на пляже, она выглядела еще счастливее, чем накануне вечером. Она захотела показать ему, что научилась плавать, и они отплыли подальше — как потом сказал Стефано, в открытое море, хотя на самом деле всего на несколько метров от берега. Лила точно и изящно гребла руками, через равные промежутки времени поднимая над водой голову, чтобы хватить воздуха, и быстро обогнала мужа. Потом она остановилась и со смехом смотрела, как он плывет за ней, беспорядочно молотя по воде руками и отплевываясь от поднятых им же брызг.

После обеда они решили покататься на мотороллерах. Рино собрался с ними, но Пинучча отказалась: боялась, что упадет и потеряет ребенка; и тогда он сказал: «Поехали, Лену». Я впервые в жизни сидела на мотороллере. Стефано ехал впереди, Рино следовал за ним. Ветер бил мне в лицо, и было страшно, что мы упадем или во что-нибудь врежемся, но постепенно меня охватывало возбуждение. От спины Рино крепко пахло потом; он мчался вперед с самоуверенностью лихача, нарушая все правила, а на возмущенные протесты пешеходов отвечая, как это принято в нашем квартале: резко затормозив, вываливал на противника поток ругательств, оскорблений и угроз, готовый полезть в драку, но отстоять свое право вытворять что ему нравится. Я вдруг ощутила себя плохой девочкой, и это чувство, не имевшее ничего общего с тем, что внушал мне Нино, появляясь с другом на пляже, мне даже понравилось.

В то воскресенье я без конца упоминала наших новых друзей, с особенным удовольствием произнося имя Нино. Тогда же я заметила, что Лила с Пинуччей делали вид, что время в обществе Нино и Бруно проводим не мы трое, а я одна. Поэтому, когда мужчины собрались уезжать, чтобы не опоздать на паром, Стефано попросил меня передать привет сыну Соккаво, как будто такая возможность была только у меня, а Рино насмешливо спросил: «Так кто тебе больше по сердцу: сын поэта или сын колбасного фабриканта? Кто из них лучше?» Как будто у его жены и сестры на этот счет не было и не могло быть своего мнения.

После отъезда мужчин обе они повели себя странно. Пинучча мгновенно повеселела и отправилась мыть голову, потому что, как она во всеуслышание объявила, у нее все волосы были в песке. Лила апатично бродила от стены к стене, пока не ушла к себе в комнату и не легла в разоренную постель, не обращая внимания на окружающий бардак. Когда я заглянула к ней пожелать спокойной ночи, то обнаружила, что она так и не разделась: нахмурив брови и прищурив глаза, она читала книгу про Хиросиму. Я не стала упрекать ее за то, что она взяла ее без спросу, только с легкой иронией в голосе спросила:

— С чего это ты вдруг опять взялась читать?

— Не твое дело, — ответила она.

В понедельник Нино появился на пляже точно призрак, вызванный моим желанием, но не в четыре часа, как обычно, а в десять утра, чем сильно нас удивил. Мы сами только-только пришли, раздраженные друг на друга за то, что каждая слишком долго занимала ванную комнату. Особенно негодовала Пинучча, у которой за ночь растрепались волосы. Она первая заговорила с Нино недовольным, почти агрессивным тоном, не дав ему даже поздороваться:

— А Бруно где? Почему его нет? У него что, есть дела поважнее?

— Его родители уезжают только в полдень.

— Так он придет?

— Думаю, да.

— Если его не будет, я спать уйду, а то с вами от скуки помрешь.

Нино рассказал, что воскресенье в Барано прошло ужасно; вернуться к Бруно он пока не мог и решил идти прямо на пляж. Пока он говорил, Пинучча два или три раза перебила его, ноющим голосом предлагая нам искупаться. Мы с Лилой проигнорировали ее призыв, и она сердито поплелась в воду.

Нам не было до нее никакого дела. Мы с гораздо большим удовольствием слушали, как Нино на чем свет стоит костерит отца. Обманщик, симулянт, негодовал он, раздобыл себе через приятеля фальшивый бюллетень и наслаждается отдыхом в Барано. «Мой отец, — с отвращением заключил он, — есть олицетворение вызова общественным интересам». После чего он без всякого перехода вдруг сделал нечто неожиданное — притянул меня к себе и крепко поцеловал в щеку, сказав: «Как я рад тебя видеть». Затем, смутившись, как будто этим знаком внимания ко мне нанес обиду Лиле, обратился к ней со словами: «Можно, я и тебя поцелую?»