Люди Кода - Павел Амнуэль

— А что, — осторожно спросила Людмила, — тебе хочется так вот… двигать предметы взглядом, знать чужие мысли? Я хочу сказать, что счастья от знания чужих мыслей не приобретешь. А тем более — рай Божий. Скорее уж ад начнется…

— Мама, — сказал Андрей, заглянув в коробку, где оставалось единственное надломанное печенье, — Мессия не может желать плохого. Вчера один академик сказал, что это физически… нет, не помню. Он сказал еще, что сила растет, если быть ближе… А папа сказал мне сегодня…

— Папа — тебе?

— Во сне. А может, и не во сне. Не знаю. Сказал, что нам с тобой нужно уехать. Я сказал "не хочу", а папа сказал "надо".

— Уехать? Куда?

Она знала — куда. Может быть, она еще не умела читать мысли, но, глядя в глаза Андрею, вдруг увидела именно его глазами, как входит в комнату Илья, и этот его характерный жест — поскребывание пальцем у подбородка, Илья смотрит очень серьезно, и она (он? Андрей?) понимает, что это не сон и не видение, но и не правда тоже, потому что не может появиться в московской квартире человек, в этот момент находящийся за тридевять земель.

"— Сынчик, — говорит Илья (он! его слово…), — вы с мамой нужны здесь. В Израиле. Приезжайте. Убеди маму. Ты можешь. Ты еще не знаешь, но ты можешь все."

Поворачивается и уходит. И закрывает за собой дверь. А мог бы и сквозь стену. Потому что призрак. Но как ясно — Господи!

Людмила очнулась.

Надо ехать.

x x x

Илья Давидович хотел, чтобы эта женщина — Людмила — была рядом, когда он начнет говорить. Мессия понимал, что этого делать не нужно. Вовсе не потому, что его могут неправильно понять. Нет, Людмила могла помешать ему самому — она была единственным человеком, чьи поступки он предвидеть не мог, как не предвидел ухода ее сына.

Все предопределено — это Мессии было совершенно ясно. Именно потому он ждал Людмилу и провел с ней почти весь день. Именно потому ему хотелось, чтобы Людмила присутствовала при его обращении. Он понимал, что она может совершить что-то непредсказуемое, и тогда воззвание не произведет нужного действия. Но все равно, раз уж его поступки решены Там…

Речь свою он не придумал, она явилась из подсознания, ему даже показалось, что И.Д.К. произнес ее своим хрипловатым голосом. Он — Мессия — должен лишь повторить. Все решено Там. Он хотел быть исполнителем, самым важным исполнителем, самым известным. Но — исполнителем. В данном случае он и был тем, кем хотел — исполнял приказы собственного подсознания, и ему было решительно все равно, как эти приказы рождались. Не исключено, что в результате его собственной мыслительной деятельности.

Людмила поднялась ему навстречу, и он подумал, что не встречал более красивой женщины. Дина, жена его, была обыкновенной, он — давно еще — старался найти в ее лице что— нибудь необычное, такое, что можно было бы описать единственным словом, и это слово выделило бы женщину в любой толпе. Не сумел. Чтобы описать Дину, понадобились бы десятки слов. Для Людмилы он сразу подобрал одно: ясноглазая. Не ясновидящая, а ясноглазая, хотя корень наверняка был один. Он не мог понять, какого цвета эти глаза, которые видели, как ему казалось, самую суть. Он, конечно, ошибался, но какое это имело значение?

— Люда… — сказал он.

— Что происходит, Илюша? — спросила Людмила.

— Обычная ксенофобия, — усмехнулся он. — Восток не принимает Запад. Можно было бы, как ни смешно, назвать это антисемитизмом в мировом масштабе. А что, в сущности, так и есть. Все, кто воспринял Код, — в своем роде евреи.

— Помолчи, — попросила Людмила. Она видела неясные образы, они начинали свое существование, будто отделяясь от Ильи Давидовича, а слова мешали, искажали, слова всегда мешают, никакое слово, даже такое простое как «мама» или «стол», не передает и десятой доли того, что содержит на самом деле. Понять человека, даже когда он произносит "идет дождь", можно только чувством, интуицией, которые всегда так или иначе были отголосками телепатических способностей, дремавших, спавших, непроявленных.

— Помолчи, — повторила Людмила уже мысленно, просто взяла в ладони голову Мессии (шляпа едва не упала) и тряхнула, а он это почувствовал — из глаз Людмилы хлынула волна и пронеслась сквозь него, а голова качалась на волне будто привязанный к телу буй.

Мессия открылся. Он понял — настало время. Они шли к этому весь день, плавали на поверхности, а Код работал, они приближались друг к другу, и теперь можно было помолчать, даже закрыть глаза и отдохнуть перед выступлением, — эта женщина все поймет и, более того, успокоит, хотя ничего еще не понимает в ситуации.

Сначала все было так хорошо! Палестинцы, неожиданно понявшие, что они — те же евреи, одно из колен Израилевых, поселенцы, начавшие брататься с боевиками ХАМАСа, полиция Арафата, отлавливавшая каждого, кто еще не слышал слов Кода, и заставлявшая услышать. Лига арабских стран, собравшаяся на экстренное заседание в Каире и опубликовавшая поразительное коммюнике о первородстве Израиля и воссоединении Корана с Торой, точнее — о поглощении Торой Корана — тех его сур, что не шли с Книгой в принципиальное противоречие. Энциклика Римского папы, воспринявшего Код в тот, первый, вечер. Проповеди во всех церквах Европы и Америки — на следующий день.

Многое прошло мимо Людмилы. Ей казалось, что Мессия пришел к каждому из шести миллиардов людей. В Москве-то, когда группка идиотов (всего-то — студентов из среднеазиатских стран, в основном, из Туркмении) вышла на Красную площадь, выкрикивая антимессианские, антихристианские и — особенно — антисемитские лозунги, бравый ОМОН быстро навел порядок. Да за Мессию, за каждый волос из его бороды эти парни готовы были пойти на крест!

Оказывается, почти вся Азия осталась в тот вечер в полном недоумении. Индия. Китай. Вьетнам. Япония. Бангладеш… Что произошло? Какой-то еврей, ешиботник, лезет на трибуну кнессета, объявляет себя Мессией, и все сходят с ума, даже люди, которые с ума сойти не могут по причине полного его отсутствия. Сколько их было, Мессий, за два тысячелетия? Кому и когда удавалось увлечь за собой больше сотни тысяч фанатиков?

Азия осталась здравой в этом взбесившемся мире, вдруг вознамерившемся построить Третий храм на месте мечети Омара, которую правоверные мусульмане, вчера еще готовые перегрызть глотку евреям за осквернение святыни, начали сами разбирать на камни.

И еще идеи. Оказывается, Мессия возвестил человечеству не только царство Божие (которое, впрочем, еще предстояло построить), но и идею единой мировой религии. Конечно, не конфуцианства, не буддизма и даже не ислама. Тора! Генетический код человечества! Людмиле показалось, что эта, не вмиг, но и не за год возникшая ненависть к сугубо научной идее была следствием элементарной зависти, скорее всего, даже и не осознанной: почему они — да, а мы — нет? Евреи всегда утверждали, что они — избранный народ, теперь это утверждают еще два миллиарда людей, ставших в одночасье если не евреями, то иудеями уж точно, но ведь еврей и иудей — одно и то же, да так, кстати, и оказалось: вера в единственность Торы и чисто физическая принадлежность (признак крови!) к той же категории людей Кода или людей Торы были заданы изначально! Что оказалось первично — идея, мысль, или чистая биология? Код породил евреев или евреи — Код?