Довмонт. Неистовый князь - Андрей Посняков

– На скамейку ее, – распорядился палач. – Да привяжите покрепче… Пила моя где?

Пила у святейшего братца была не простая – деревянная. Не деревья пилить – тела людские. Страшная, пыточная, пила!

Уселся Хельмут ведьмочке на ноги, провел рукой по животу – никаких чувств не испытывая. Ему больше мальчики юные нравились, но, надо отдать должное, с этим своим грехом брат Хельмут боролся – молитвы еженощно чел, постом частым себя умиротворяя. Или вот – пытал кого-нибудь. Помогало.

Встали два кнехта от лавки по обе стороны, за пилу ухватились:

– Начинать?

– Начинайте уже!

Рванула кожу пила! Яростно, словно акула – до крови!

Закричала дева жутко… и вторая, в углу, голос подала тоже:

– Отрекается она! Отрекается! И я с ней отрекаюсь.

Улыбнулся палач. Обернулся, погрозил пальцем:

– Ишь ты какая! Подожди, сейчас и твой черед придет.

– Отрекаемся мы!

– А поздно уже!

Повернулся брат Хельмут к помощникам, глянул строго.

– Ну? Чего ждете, лентяи?

Рвала пила кожу. Дробила кости. Хлынули из разорванного живота кишки, кровью запахло, дерьмом. Только не кричала уже дева, не дергалась. Умерла от боли. Бог прибрал. Или – боги.

– Преставилась ведьмушка. Аминь! Давайте другую.

Услыхав резко оборвавшийся крик, князь прибавил шагу. Неужели опоздал? Неужели все его хлопоты оказались напрасными, и Сауле уже ничем не помочь? Игорь-Довмонт оглянулся:

– Быстрей, Анри! Быстрей.

Приятели и так уже почти бежали, вот уже рядом совсем старая рига… и подозрительно-гнетущая тишина… и голоса. Глухие, недобрые… а вот – смех. Тоже какой-то злой, приглушенный.

Прячась за углом, кунигас хлопнул шевалье по плечу:

– Вон шанс – удачи!

Придав лицу выражение самой непреклонной важности, рыцарь де Сен-Клер распахнул дощатую дверь:

– Брат Хельмут? Наш славный комтур срочно требует вас к себе.

– Комтур? Меня? Да-да. Конечно… Эй, парни! Вытащите пока падаль да закопайте где-нибудь.

Следом за нормандцем в дверях показалась плотная фигура монаха в простой серой рясе, скромно подпоясанной обычной веревкой. Несколько одутловатое краснощекое лицо, нос картошкой – ничего демонического в облике штеллинского палача не было, разве что только голос, какой-то омерзительно тонковатый, почти как у скопца.

– Интересно, что нужно от меня славному брату Гуго?

– Хочет совета по поводу ведьм… или колдовства, – отмахнулся Сен-Клер. – Да он вам сам скажет.

Не успели монах с рыцарем свернуть за покосившуюся ограду, как из риги показались дюжие молодцы, тащившие окровавленный куль… вернее – завернутое в рогожку тело. Омерзительно пахнуло чем-то тухлым, кровь капала с рогожки наземь темно-красными крупными каплями. Мертвая белая рука – тоненькая, почти как куриная лапка – свесилась с рогожки, цепляясь за чертополох и колючие смородиновые кусты, усыпанные крупными, уже почти спелыми, ягодами.

– Тяжелая, змея! – едва не споткнувшись, сплюнул один из парней. – Не смотри, что худая. Хорошо Вайсу – сиди себе в риге, охраняй. А мы тут – эту… неужто закапывать будем?

– Ведьмы все тяжелые, – философски заметил его напарник. – А закапывать… Да ну ее к дьяволу! Отнесем к реке да бросим в воду… Ты половчей-то перехвати.

– Угу.

Прядь длинных грязных волос покойницы выпросталась наружу, цепляясь за кусты. Грязные, давно не мытые локоны… светло-русые, кажется… но точно не рыжие.

Значит, там, в пыточной, еще кто-то есть… И не забыть про охранника, Вайса.

Князь не успел снять доспехи. Кольчуга и бригантина из железных пластин, хотя и весили килограммов пятнадцать, однако движений почти не стесняли, правда, глухо позвякивали при каждом шаге.

Показавшееся из-за облаков солнце уже начинало всерьез припекать, и Довмонту, конечно же, хотелось сбросить доспехи… Однако не тот был нынче случай. Князь, наоборот, надел на правую руку кольчужную рукавицу (кожаные в Штеллине были в дефиците, а вот латные братья-рыцари не очень-то жаловали).

– Кто здесь? – услыхав шаги, из риги выглянул дюжий детина с плечами борца и угрюмым квадратным лицом.

– Вайс? – сжимая кулак, «Жером» приветственно улыбнулся.

– Вайс, да. А вы, осмелюсь спросить…

Короткий удар в подбородок. Закованной в латную рукавицу рукой. Быстро и действенно, ничуть не хуже кастета.

Отпихнув безвольное тело в кусты, Игорь поспешно вошел в ригу и, не дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, выкрикнул по-литовски:

– Есть здесь кто? Эй, Солнышко!

– Ты… Ты литвин? – негромко спросили из-за печки.

– Уходим! – быстро промолвил князь. – Живо.

– Но… у меня связаны руки…

Довмонт улыбнулся:

– Хорошо, что не ноги. Ступай вперед, будто пленница… Да! Тут еще кто есть?

– Я одна… И я узнала тебя, кунигас! Даумантас…

Слава богам, это и в самом деле была Сауле, милое медноволосое Солнышко, дочь великих жрецов куршей, посвятившая всю свою жизнь борьбе за свободу. Сквозь разорванное платье проглядывало худое и грязное тело, покрытое ссадинами и синяками. Лицо тоже было грязным, как и волосы, и даже старый шрам над левой бровью. А вот глаза – густо-серые, цвета пасмурного осеннего неба, очи – сияли уверенностью и силой.

– Ты знаешь здешние места? – на ходу спросил князь.

– Конечно! – девчонка повела плечом, обернулась, окинув кунигаса лукавым взглядом…

– Нас будут искать уже очень скоро, – бросая по сторонам быстрые настороженные взгляды, строго предупредил Даумантас. – Как только вернутся кнехты. Далеко здесь река?

– Да не очень.

– Вот и времени у нас столько же. Как отсюда выбраться? Только по гати? Так же, как пришли рыцари?

– Есть еще одна, – Сауле, подумав, кивнула. – Старая. Правда, я ее не очень знаю.

– Придется рискнуть.

Прошло меньше минуты с тех пор, как Игорь-Довмонт своим добрым ударом отправил в глубокий нокаут одного из помощников палача. Беглецы уже успели свернуть к лесу, а еще через пару минут уже продирались через густые заросли ивы, что росли вдоль реки.

Стягивающие руки Солнышка ременные путы князь ловко рассек ножом. Одним ударом, и даже не поранил кожу. Что и говорить – опыт.

– Я вижу, ты знаешь здесь все тропы, дева.

– Только те, что возле деревни. И гать, – девушка вдруг замедлила шаг и обернулась. – Послушай, князь, как ты…