Черно-белая любовь - Азарова

дворе было пусто, я видела лишь огромный забор и умерший сад, сразу видно, что это место использовали редко. Возможно Назих выкупил его ради моего заточения.

Я обхожу дом, нагибаясь везде, где были окна, лишь бы не попасться на глаза людям Назиха, но в углу дома останавливаюсь.

— Да чтоб вас! — рычу я злобно, когда замечаю порядком двадцати охранников у главных ворот. Нет нет нет! Я хвастаюсь за голову, что продолжала пульсировать, что же мне делать? Я оглядываю забор. Слишком высокий, при всем моем желании, я не перелезу. Черт, почему я такая низкая?! Ненавижу!

Я возвращаюсь на задний двор и замечаю небольшой домик, который больше походил на склад. Я направляюсь туда и открываю железную дверь, это оказалась хижина, с огромным слоем пыли, одной кушеткой посреди и тусклой лампой на потолке. Больше тут ничего не было, даже окон. Я не раздумывая вхожу внутрь и запираюсь за все три замка. Не знаю, что я буду тут делать, но Назих очевидно будет проверять это место, когда заметит, что я пропала. Но здесь я хотя бы смогу побыть наедине с собой.

Я сажусь на кровать и запускаю пальцы в волосы, все напрасно. Мне не выбраться отсюда.

Я кручу пистолет в руке и мое дыхание замедляется. А может… нет. Я не буду себя убивать!

Не знаю, что со мной случилось за эти месяцы, но я научилась ценить свою жизнь. Теперь смерть меня пугала. До чертиков.

Телефон в кармане начинает вибрировать и я достаю его. Поступали какие-то уведомления из приложений. Я зашла в контакты и замялась.

Я бы могла хотя бы попрощаться с Альпом. Хотя бы по телефону.

Но если позвоню Адаму, то он расскажет Хакану и начнутся допросы, нужно что-то придумать.

Взгляд падает на время. Было четыре вечера, значит Альп в комнате рисует. Мой телефон в последний раз оставался на его столике. Может быть Хакан его еще не выбросил? Стоит попробовать.

Аллах, надеюсь Адама нет в комнате.

Я набираю номер, и хвалю себя за память.

Примерно минуту я раздумываю и все таки нажимаю на звонок. Я начинаю нервно трясти ногой, пока слушаю гудки. Ну же, Альп, ответь мне, солнце.

Проходит кажется бесконечность, прежде чем грудки прекращаются. Нависает тишина.

Я встаю с кровати и сглатываю слюну.

— Альп? — осторожно спрашиваю, на случай, если трубку взял другой человек.

— Мама? — слышу я крик и начинаю рыдать.

— Мальчик мой, мой принц. Как ты? С тобой все в порядке? — пытаюсь я контролировать свой голос, и говорить спокойно.

— Мама..-слышу я хныканье и затем трубку поглощает детское рыдание. Мое сердце расщепляется в молекулы. — Мама, ты блосила меня? Я так скучаю по тебе. Велнись ко мне. — проговаривает он сквозь рыдания и я уже не могу сдержаться, начинаю плакать вместе с ним. Мои ноги становятся ватными, я соскальзываю на пол и крепче прижимаю телефон к уху, словно так смогу разрушить этот тупой барьер между нами.

— Мой принц, я тоже скучаю по тебе. Безумно. — говорю я. — Я тебя очень сильно люблю. Очень очень. — шмыгаю я носом и стираю слезы, уступая дорожку следующим.

— Я тебя тоже люблю, мамочка. — вдруг говорит он и я пропадаю. Этот малыш стал для меня центром Вселенной за все минувшие месяцы. Я не заметила, как привязалась к нему, у меня никогда раньше такого не было. Я действительно начала считать его своим сыном, а себя — его мамой.

— Ты не велнешься? — начинает он икать и я понимаю, что ему страшно.

— Послушай меня, жизнь моя. — стараюсь я собраться. — Ты ведь у меня сильный мальчик, верно? — я слышу как он шмыгает носом и сглатывает.

— Да. — шепчет он в ответ.

— Тогда ты не должен плакать. Ты должен быть сильным, как папа. Разве ты видел, что бы папа плакал? — при воспоминании о Хакане, мне самой хочется умереть от горя.

— Нет. — тут же отвечает, и рыдания прекращаются.

— Ты нужен папе и Адаму тоже. Они любят тебя, и теперь ты тоже должен позаботиться о них. — он молчит какое-то время, видимо размышляя, что я имела в виду.

— Заботиться? — удивлено повторяет он, на моем лице появляется улыбка, которая дается мне с трудом.

— Да. Ты должен радовать их своими успехами, смехом и любовью, мой принц. Ты не должен плакать и печалиться, от этого твоему папе плохо, ты же не хочешь его ранить?

— Нет. Не хочу! — решительно говорит он.

— Тогда будь сильным, мой принц. — слова даются с трудом, ведь я не знаю, увижу ли своего мальчика вновь.

— Я буду, мамочка. — он говорил с энтузиазмом и я поняла, что он улыбался. — Ты останешься с той девочкой? — вдруг спрашивает он, я замираю. Скорее всего Хакан сказал ему, что я вернулась к Мелек и останусь с ней. Я думала он придумает что-то более ужасное, например скажет, что я бросила Альпа и больше не хочу его.

— Не думай об этом. — стараюсь сменить тему. Я не хочу ему врать, да я и не умею. — Главное помни о том, что я сказала тебе. — я поднимаюсь и сажусь на кровать.

— Холошо. Я запомнил. — я слышу шорох в трубке.

— Что ты делаешь? — интересуюсь я, не желая обрывать звонок.

— Я лисовал, но теперь лежу на кловати. Мама, ты мне споешь? — спрашивает он и я улыбаюсь, пока слезы одна за другой скатываются по вискам на подушку.

— Для тебя все, что угодно, мое солнце. — я слышу его восторженный крик в трубку и стараюсь унять дрожь в теле.

Я начинаю петь первую попавшуюся песню, что всплыла в голове, и ею оказалась «Cesaretin Var mi Aşka» Gülay Sezer.

— Bir gün bir çılgınlık edip (Если я однажды совершу безумство)

Seni sevdiğimi söylesem(Признавшись тебе в любви)

Alay edip güler misin(Рассмеешься ли ты, насмехаясь)

Yoksa sen de sever misin (Или тоже полюбишь?)

Cesaretin var mı aşka (Хватит ли у тебя смелости любить?)

Çarpıyor kalbim bir başka(Мое сердце забилось бы по-иному)

Sen de böyle sevsen keşke (Если бы ты только так же любил)

Desen bana yar (Если бы ты назвал меня любимой)

Konuşmadan gözlerinle (Если бы ты без слов, только глазами)

Beni sevdiğini söylesen (Признался бы мне в любви!)

Yüreğime gözlerini (Если бы ты запечатал свои глаза)

Ölene dek mühürlesem (Для моего сердца до самой смерти)

Песня заканчивается, я прикусываю губу, что бы унять нарастающую панику, сладкое сопение Альпа было слышно в трубку. Он уснул.

Я подношу телефон к губам и целую, представляя