Рай. Книга 2 - Джудит Макнот

— Это отвратительно! — прошептала Мередит с широкораскрытыми, удивленными глазами.

— Вот что я пережил!

Он снова встал перед ней; голос слегка смягчился:

— И поскольку настал час исповеди, сейчас твоя очередь.

— Ты о чем? — выдохнула Мередит, не в силах поверитьсказанному и все же наполовину убежденная в том, что он говорит правду…

— Вспомни, что было с тобой, когда я сказал, что между намичто-то существует!

— Между нами ничего нет!

— Ты не находишь странным, что никто из нас не вступил вовторой брак за все это время?

— Нет.

— А когда там, на ферме, ты просила о перемирии, ничего нечувствовала ко мне?

— Нет, — повторила Мередит, солгав и прекрасно понимая это.

— Или в моем офисе, — неумолимо продолжал он сыпатьвопросами, словно инквизитор, — когда я просил тебя о перемирии?

— Я ничего не испытывала ни тогда, ни сейчас… кроме… кромедружеских чувств, — дрожащим голосом возразила она.

— И ты влюблена в Рейнолдса?

— Да!

— Тогда какого черта ты делала со мной в постели в прошлыйуик-энд?

Мередит прерывисто вздохнула:

— Сама не знаю, как это… случилось. Мы, просто пыталисьутешить друг друга, вот и все. Это было… довольно приятно, но не больше!

— Не лги мне! Мы не могли насытиться друг другом, и ты нехуже меня это понимаешь!

Но Мередит упрямо, стоически продолжала молчать, и Мэттнадавил еще сильнее:

— И ты не испытывала абсолютно никакого желания снова статьмоей?

— Совершенно никакого!

— И готова дать мне пять минут, чтобы доказать, как ты неправа?

— Ни за что! — вскинулась Мередит.

— И ты искренне считаешь меня настолько наивным, — ужеспокойнее продолжал он, — и неспособным понять, что в тот день ты хотела менятак же сильно, как я тебя?

— Уверена, что ты достаточно опытен, чтобы определитьчувства женщины с точностью до каждого вздоха! — прошипела Мередит, слишкомразъяренная, чтобы понять всю глубину своего признания. — Но, рискуя ранитьтвою проклятую самоуверенность, могу сказать, что я испытывала в тот день! Явсегда чувствую себя в постели с тобой наивной, неуклюжей и неповоротливой!

У Мэтта был такой вид, словно небеса разверзлись и грозятобрушиться.

— Что?!

— Ты слышал меня, — бросила Мередит, но ее радость при видепотрясенного лица Мэтта длилась недолго, поскольку, вместо того чтобы выйти изсебя, Мэтт схватился за каминную доску и разразился смехом. Он хохотал, покаМередит не разозлилась настолько, что попыталась уйти, и тогда Мэтт немедленностал серьезным.

— Прости, — покаянно пробормотал он со странным нежнымблеском в глазах. Подняв руку, он слегка коснулся гладкой щеки Мередит,удивленный и эгоистично обрадованный тем, что в ее жизни, очевидно, было немного мужчин, иначе она знала бы, что может простым прикосновением превратитьего тело в пылающий костер.

— Господи, как ты прекрасна! — прошептал он. — И душой ителом.

Он наклонил голову, пытаясь поцеловать ее, но Мередитотвернулась, и губы Мэтта коснулись мочки уха.

— Если ты ответишь на поцелуй, — хрипловато прошептал он,проводя губами по виску, — вместо пяти миллионов получишь шесть. Если проведешьсо мной ночь, — продолжал Мэтт, опьяненный запахом ее духов и мягкостью кожи, —я дам тебе весь мир. Но если переедешь в мой дом, — выдохнул он, прижимая губык уголку ее рта, — я подарю тебе нечто большее.

Не в силах повернуть голову еще дальше, потому что мешалаего рука, и не в состоянии вырваться, потому что он прижимал ее к себе, Мередитпыталась выразить словами презрение, которое чувствовала к этому человеку, иодновременно противостоять чувственным волнам, которые посылало по телуприкосновение его языка к розовой раковинке уха.

— И что же еще ты сумеешь мне подарить, если я перееду ктебе?

— Рай.

Подняв голову, Мэтт сжал ее подбородок большим иуказательным пальцами и вынудил ее взглянуть ему в глаза.

— Я подарю тебе рай на золотом блюде, — мучительно-нежношепнул он. — Все, что захочешь, все, что пожелаешь. В придачу со мной, конечно.Это комплексная сделка.

Мередит громко сглотнула, загипнотизированная пронизывающимвзглядом этих серебристых глаз и глубоким тембром низкого голоса.

— У нас будет семья, — продолжал Мэтт, описывая рай, которыйпредлагал ей, и снова наклонил голову. — Будут дети… мне хотелось бы не меньшешести, — пошутил он, прижавшись губами к ее виску — Но соглашусь и на одного. Итебе сейчас решать не обязательно.

Мередит прерывисто вздохнула, и Мэтт понял, что на сегодня,пожалуй, зашел слишком далеко. Резко выпрямившись, он отступил.

— Подумай об этом, — предложил он, усмехнувшись.

Мередит, потрясенная и повергнутая в оцепенение, наблюдала,как он поворачивается и молча идет к двери. Она закрылась за ним, и Мередит,словно прикованная к одному месту, уставилась в пространство, пытаясь осознатьвсе сказанное Мэттом. Слепо потянувшись к спинке кресла, она обошла кругом ирухнула в него, не понимая, чего ей больше хочется — плакать или смеяться? Он,конечно, лжет! Он, несомненно, просто безумец! Именно этим можно объяснить егонеустанное стремление к дурацкой цели, которую Фаррел, очевидно, поставил себеодиннадцать лет назад, — доказать, что он был достаточно хорош для дочериФилипа Бенкрофта. Мередит читала статьи о его схватках с конкурирующимикомпаниями и насильственных захватах, и во всех намекалось на его почтинечеловеческую целеустремленность.

Очевидно, сообразила Мередит с нервным, истерическимсмешком, она последний объект захвата Мэтью Фаррела! Невозможно поверить, чтоон все эти годы думал о ней! Боже, да они никогда не признавались друг другу влюбви даже на вершине страсти или после ее утоления.

Однако кое в чем она верила Мэтту: скорее всего он действительновгонял себя в могилу, лишь бы доказать, что достоин ее и может статьмиллионером! И тост, который он произнес в тот день, когда заработал первыйсвой миллион… Да, недаром Мэтт стал силой, с которой необходимо считаться!

Мередит пришло в голову, что, учитывая обстоятельства, онадумает о Мэтте с какой-то необычайной нежностью и вынуждена невольно признатьпричину этого. Мэтт был прав — между ними всегда существовало что-то. С тойпервой ночи, когда она встретила его, у них вспыхнуло какое-то необъяснимоепритяжение друг к другу, протянулась нить, быстро связавшая их тогда, в тедалекие дни на ферме. Она чувствовала это, но каким потрясением было узнать,что и Мэтт испытывал то же самое. И теперь безумное притяжение сновапробивалось к жизни, начиная с того несчастного обеда, когда он подшучивал надее нерешительностью. Оно снова расцвело зимним вечером на ферме, как только онавложила свою руку в его ладонь, прося о примирении, и росло с каждой минутой,пока они сидели в гостиной, разговаривая о делах. Их на самом деле многоесвязывало. Они словно родились друзьями, и поэтому невозможно искреннененавидеть Мэтта, что бы он ни сделал.