Откровения людоеда - Дэвид Мэдсен

Гениталии на удивление были очень маленькими — небольшой завиток члена устроился, словно птенчик в жирном гнезде. Какая ирония, единственная вещь, в которой Генрих ценил размер, была крохотной.

— Интересно, что он делая этим? — спросил Жак, вытирая свои окровавленные руки о фартук.

— Уверен, что достаточно много. Хвала Господу, что у него не было времени для того, чтобы сотворить что-нибудь с тобой.

— Мои сожаления, месье.

Мои котлеты II Giardino di Piaceri произведи сенсацию — именно ту самую сенсацию, на самом деле, которая удовлетворила бы и Генриха.

Котлеты U Giardino di Piaceri

2 фунта (900 грамм) свежей хорошо нарубленной говядины

3 унции крошек из белого хлеба, чтобы посыпать котлеты

2 маленькие луковицы, очищенные и порезанные

3 столовые ложки крепкого говяжьего бульона

4 унции (100 грамм) хорошо нарубленной свинины

1 столовая ложка порезанного сладкого базилика

2 столовые ложки сухого хереса

1 чайная ложка соевого соуса Черный перец по вкусу Оливковое масло для жарки

Я не знаю; хотя, глядя на прошедшие события, отчетливо понимаю, что цепь происшествий, которые теперь медленно догоняли меня, могла быть предотвращена, пока уже не было слишком поздно.

А пока я должен сказать вам, что Генрих Херве, несомненно, был не первым человеком, которого я убил и приготовил: эта честь принадлежит человеку, который называл себя моим отцом.

Я съел своего отца.

Ох, сформулировано именно так, будто то, что это сделано, звучит отчасти эксцентрично, но это разве не это до конца проливает свет на сердечные причины в псевдопсихологических или самооправдательных прелюдий? Гений никогда не извиняется перед самим собой, и я не буду здесь это делать.

Да, я съел своего отца. Я также съел мисс Лидию Малоун. На самом деле, я съсл не каждый их кусочек — различные части и куски пропутешествовали через всю страну в Рим в переносном холодильнике; здесь я по большей части создавал из них разнообразные деликатесы, которые подавал своим посетителям здесь, в II Giardino, — и они тоже были весьма успешны.

Я должен добавить, что с трудом можно описать интеллектуальное освобождение, появившееся у меня: я был словно стремительный поток, словно половодье. Говорят, когда кишки еретика Лютера раскрылись, и хлынуло дерьмо, из-за этого душа и материя его теологии стала неотделимой от его сердца — высвобождение сознания следовало из раскупорки задницы. Ну, со мной произошло то же самое, это было мое психическое освобождение от пут страха и отвращения; это было разблокированием моего творческого гения.

Это было также прямой причиной фиаско II Bistro.

Так как я использовал немного своего отца и левое бедро мисс Лидии Мелоун, чтобы сделать Rosettes Stuffed with Olives and Almonds и Roast Loin with Peach and Kumquat Stuffing. В тот момент я не осознавал, сколь тщательно нужно контролировать силу своего искусства. Я также забыл о состоянии злобы и бешенства, в котором умер мой отец; психические вибрации в мисс Малоун были также слишком сильны — из-за этого и случилось неистовство беспорядочного секса — затем, когда плоть моего отца начала оказывать свое воздействие на чувства, страсть превратилась в ненависть и насилие. Естественно, прошло много времени, прежде чем я научился разбавлять вибрации и видоизменять их эффект.

После убийства и приготовления Генриха Херве — он был превращен в изумительно сочные и превосходные блюда! — я почувствовал, что вынужден рассказать близнецам об остальных, а именно о том, что послужило причиной кошмара в II Bistro.

— Вы скормили своего отца посетителям? — спросил Жак, и его рот открылся от удивления.

— Да. И его подружку. Но я тогда не знал, как контролировать энергию. Они были переполнены этим — сексуальностью мисс Лидии Малоун и яростью моего отца. Энергия была слишком сильной. Больше такого не повторится, теперь я очень осторожен.

— Теперь?

— Да. Были и другие после моего отца, но до Генриха Херве.

— Другие?

— Пожалуйста, больше не повторяй то, что я сказал. Там было — ну, — около полудюжины, я полагаю. Я не вея точный подсчет. Тем не менее, теперь вы все знаете и сможете помогать мне в моей работе. Особенно в приобретении необработанных материалов.

— Вы ожидаете, что. мы будем помогать вам?

— Именно. Почему бы и нет? Вы ведь помогли мне с Генрихом Херве.

Жанна сказала:

— Это другое дело. Это потому, что мы с братом не любили его.

— Вы должны понять, — сказал я, — что в этом нет ничего личного — я служу своему искусству, своему творческому гению.

— Нельзя положить в банк творческий гений, Маэстро.

— Нет. Но в банк можно положить наличные. Тогда мы придем к соглашению?

Они с минуту смотрсли друг на друга, колеблясь. Затем Жанна сказала:

— Давайте сядем и поговорим.

Я нетерпеливо тряхнул головой.

— О чем мы должны поговорить?

— О цифрах, Маэстро, — сказал Жак. — О цифрах.

Обед, данный для Amici di Germania имел такой финансовый успех, что я решил предложить им еще один вечер chez Orlando — и на этот раз не было бы никакого Генриха Херве, чтобы бросить тень на действо со своими «Roses and Moonlight», «Goodbye» Тости, «Praise Jehovah Mighty God» или жалкой «Old Man River».

— Чаевые почти такие же, как счет, — радостно завопила Жанна, хлопая в ладоши.

— Абсолютно понятно, — сказал я, — что спутники Герра Херве не разделяют его скаредности.

— О да, он был скрягой.

— Но только не после смерти, — добавил я. — После смерти он стал расточительным.

— Позвольте нам надеяться, что Amici будут столь же великодушны и во второй раз.

— Ты можешь рассчитывать на это, Жанна, — промурлыкал я.

Ради получения сырья для моего акта творения я разделался с Герром Штрайх-Шлоссом; в конце концов, если то, что он сказал мне, было правдой, и множество его товарищей в обществе разделяли его склонность к — к дисциплине — они бы непременно съели друг друга в плотском экстазе, который будет добыт у того, кто испустил последний вздох в агонии удовольствия, получаемого от боли. Правда, их членство было увеличено вдвое, но я подумал, что это было бы очень низкой ценой, чтобы заплатить за наслаждение от моего стола. Я ни на мгновение не представлял, что отсутствие Герра Штрайх-Шлосса будет прокомментировано так же, как и в случае Генриха Херве — который, к слову, находился совсем недалеко; Генрих, я знал, порой пропадал неделями напролет, уезжая в некий провинциальный тур, организованный его многострадальным итальянским агентом, Умберто Тамизи — только в эти вечера, могу добавить, мои посетители обходились без его бесконечных вечерних представлений. Возможно, они могли вообразить, что Отто фон Штрайх-Шлосс уехал вместе с ним — во всяком случае, меня это не особо волновало. Что меня действительно волновало — так это то, что я преподнесу им самый невероятный гастрономический опыт в их жизни — съедобную экспозицию принципов Поглощения, гения моей философии, превосходно сделанный гением моей кулинарной техники манифест.