Валькирия в черном - Татьяна Степанова

– Может, и так.

«И он, он тоже не спрашивает – а почему вас это интересует? – подумала Катя. – Он даже не удивлен».

– Ладно, а еще один незнакомец? – перебил Гущин нетерпеливо.

– Какой незнакомец?

– Женщина.

– Про кого вы говорите? Какая еще женщина?

Почудилось ли Кате, но что-то изменилось в охраннике Киселеве. Голос дрогнул…

– Уж не знаю какая, тебя вот спросить хотел, телохранителя семейства. Согласно показаниям свидетелей из обслуги, видели на празднестве женщину, одетую… ну, скажем, не для торжества. И никто, заметь, никто из местных эту особу не знал.

– Я ее не видел.

И опять – то ли померещилось Кате, то ли так оно было на самом деле – тон охранника иной.

– Кого ты сам подозреваешь?

– Я думаю, они просто воспользовались юбилеем, чтобы отомстить за смерть Сашки Пархоменко, – Киселев снова крепко прикусил сигарету своими белыми великолепными зубами. – Сами же говорите – все звенья одной цепочки. Заслали крота, ну, в смысле, наемного. Может, и кому-то из местных заплатили, но я бы на вашем месте сосредоточился на проверке этих, которые из московской кайтеринг-фирмы. Там и официанты, и два бармена. А кто выпивку поставлял? Они в основном. Кому проще было что-то подсыпать? Кстати, что за яд использовали?

– Идет экспертиза.

– Не хотите говорить – не надо, – Киселев криво усмехнулся. – Чего бы там ни использовали, все равно…

– Что все равно? – спросила его Катя. – Тут у вас, в Электрогорске, какой бы яд ни использовали, все равно?.. И что?

– Все равно это ее рук дело.

– Кого ее?

Она ждала его ответ с великим… нет, не любопытством, и не в великой тревоге. Какое-то иное чувство, что и словами-то не опишешь.

Но охранник Киселев ответил так четко, словно ответ давно уже приготовил:

– Ее подлейшей светлости Розы… Розы Пархоменко. Старая сука. Как же она нас всех ненавидит, как же они друг друга ненавидят эти старухи – она и наша Адель. С их взаимной ненависти все и началось. Уверен, что и тогда это именно Роза сына своего Сашку на заказ убийства толкнула. Властная старая сумасшедшая сука. И сейчас она чужими руками смерть сеет.

Говорили, говорили так уже… И сукой называли. Не ты, но другой, тот, что писал записку, но не вашей врагине, а твоей старой хозяйке… Что ж вы повторяете одни и те же слова…

– У них и до дележа денег, значит, неприязненные отношения были?

– Они всегда друг друга ненавидели, с самого детства.

– Ладно, Павел, если что вспомнишь, не храни в себе как секрет, – Гущин грузно поднялся со скамейки. – А то пока хранишь, еще кого-нибудь тут недосчитаемся.

– Постойте, Павел, у меня к вам еще один вопрос, – Катя внезапно вспомнила. – Куда вы дели труп кошки?

– Какой еще кошки?

– Той, что Архиповым принадлежала и внезапно сдохла. Вы под дом лазили, доставали ее.

– А, это, я и забыл. Завязал в пакет для мусора и отвез на свалку.

– Не похоронили?

– Выкинул на свалку, по пути ехал мимо, – Киселев затянулся, швырнул окурок в урну и тоже встал. – О чем это вы меня спрашиваете, никак не врублюсь. Кошка… ох, мама родная. Я могу идти? Мне к ним в палату надо.

– Видала какой? – спросил Гущин чуть погодя, когда они шли по аллее больничного парка. – Вот с какой свидетельской базой работать приходится. К чему это ты у него спросила про какую-то кошку?

– К тому, что важные новости, – сказала Катя, любуясь Гущиным – этак по-булгаковски «чист, румян, свеж, прост» и глазом не моргнет, словно так и надо, словно и не случалось никакой попойки ночной, – Гертруда, оказывается, несколько месяцев тайком от семьи крутила роман с Михаилом Пархоменко и бросила его перед самым юбилеем.

И Катя рассказала итоги допроса потерпевшей Офелии.

– Девочка думает, что на домашнем питомце пробовали яд? – Гущин хмыкнул. – Смышленая она.

– Станешь смышленой, когда война кругом междоусобная. Федор Матвеевич, можно вас спросить?

– Спрашивай.

– Почему вы до сих пор не допросили никого из клана Пархоменко? Эту Розу, старуху, например?

– А что я у них узнаю? Что я у них могу спросить сейчас? Ничего умного, ничего полезного. Только дураком себя снова выставлю уж в который раз. К тому же мы до сих пор так и не определились со смертью майора Лопахина.

Катя прошла несколько шагов.

– Федор Матвеевич, вы знаете, как я все люблю сваливать в единый котел и сплетать в единый клубок, – сказала она. – Но тут я пас. Я долго думала. Нет, майор во всю эту схему никак не укладывается.

– Ты уж и схему себе рисуешь.

– Нет пока и схемы никакой, это как в старом кино, я же говорила, сквозь кадр другой кадр проступает. Но с майором это не работает. Чем больше я думаю об этой странной смерти на перекрестке, тем больше к мысли склоняюсь, что это самоубийство.

– Эксперт утром звонил – в шприце-ручке яд таллий. Почти сплошь один таллий и ничтожная концентрация инсулина. Инсулин вылили, а яд в ручку-шприц набрали.

– Вот видите, и вколол он себе его сам, вы же говорили, как у него следы укола расположены на руке. Это самоубийство. Он местный, наслышан с детства об отравительнице и ядах, он просто выбрал для себя такой способ уйти из жизни. Мало ли, может, у него полный аут на службе, может, он и правда секреты военные иностранной державе продавал? Мы же эту версию не проверяли!

– Вколол содержимое ручки он себе сам, в машине, – сказал Гущин. – В этом я не сомневаюсь. Только это не самоубийство. Зачем, ну зачем такие сложности? Кончать жизнь вот так – в пути, в спешке, на светофоре, по дороге на работу? Кто мешал ему покончить с собой дома, на даче? Нет, картина неестественная, а значит, не так все произошло. А как, спросишь? А как проще? Диабетик с дачи по пробкам должен добраться в Москву и не опоздать на службу. Прием лекарств у него всегда в одно и то же время. В Москве дома он успевает сделать себе укол инсулина. Но тут дача, тут он встал намного раньше и что он делает? Прихватывает с собой ручку-шприц с заранее отмеренной дозой лекарства. Только вот в ручке уже не инсулин, а яд. Кто его туда поместил? Кто-то близкий, вхожий в дом. Вывод? Надо искать, кто посещал майора Лопахина на даче за день до смерти.

Катя хотела возразить, но… кажется, Гущин еще не закончил.

– Но опять же пока и это не главное. Даже если мы и нащупаем тут не предполагаемую, а прямую связь. Например, между нашим отравленным майором и убийством трехлетней давности Бориса Архипова. Или последовавшим за ним убийством на Кипре. И там и там наш загадочный майор мог играть роль платного киллера… Но даже если мы, повторяю, установим все эти связи и вычислим убийцу, вины его мы в суде никогда не докажем без одной очень важной вещи. Думаю, ты догадываешься, о чем я.