Корпорация Лемнискату. И каждый день за веком век - Наталья Косухина

Дверь за ним хлопнула, и я не смогла сдержать слез: так обидно стало от его слов.

Но я все равно, несмотря ни на что, поступила бы так же!

Редклиф Фордайс

Когда я вышел из комнаты, меня все еще трясло, леденящий душу страх все еще тисками сжимал мои внутренности. Руки сжимались в кулаки, и необходимо было успокоиться.

Заглянув в гараж, я сел в машину и, вжав педаль газа, понесся в город, прекрасно зная, где хотел бы сейчас оказаться. Пейзаж размытым пятном мелькал за окном, но я не боялся. С живучестью творцов сложно переживать о таких пустяках.

Мысленно я вернулся назад. Возможно, я трус и долго не хотел задумываться над тем, что происходит между мной и Настей. Я был счастлив, находясь рядом с ней каждый день, касаясь ее, разговаривая с ней.

Я бредил ею и сгорал в пламени своего личного ада день ото дня. Да, это был мой выбор, но я надеялся, что мое… неправильное к ней отношение пройдет, вожделение стихнет и все будет так, как я рассчитывал, как все рассчитывали.

Но время шло, и ничего не менялось, становилось только хуже: во мне росла одержимость. И постепенно я понял, что уже не смогу отпустить Настю и не позволю ей жить не со мной.

Однако сегодня был самый ужасный день в моей жизни. Когда во время задания она начала падать, я едва не сошел с ума, но бросился спасать ее, готовый сделать все что угодно, лишь бы она осталась цела.

Но Настя поступила по-своему. Увидев, что склон оседает под нашим весом, она отпустила мою руку. Я видел ее глаза в это мгновение: она прощалась со мной. Она осознанно поступила так, пытаясь меня спасти.

Как она могла? Как бы я смог существовать, если бы не уберег ее, как бы смог жить в мире, зная, что она погибла, а я ничего не сделал, чтобы предотвратить это?

Но все эти мысли проносились в моей голове только сейчас. Тогда же я не мог думать. Мною руководил только ужас, настолько безграничный, что и представить сложно. Он охватил мое существо, поработил его. В тот момент я действовал на одних инстинктах, применил свой дар, чтобы уберечь ее. Возможность собственной смерти не пугала.

Говорят, в людях силен инстинкт самосохранения, но это верно лишь отчасти. У многих в жизни есть кто-то, ради кого они сделают все: выжмут себя до капли и умрут, если это потребуется. И это легко – отдать жизнь за любимого человека. Сложнее тем, кто останется жить.

Когда я разбросал саблезубов в стороны, они ушли: незримая добыча не стоила боли, которую я им причинил, скатившись следом за Настей. Оставшееся время до прыжка не мог прийти в себя.

Меня всего трясло от страха, от осознания возможной потери и от любви. Именно в прошлом, в ледниковом периоде, я понял, насколько люблю Настю, буквально дышу ею.

И мое чувство так глубоко, что я был не в состоянии прийти в себя и не верил, что все обошлось, что она продолжает жить.

Я так сильно ее любил, что чувство заменило жизнь.

Войдя в спортзал, где обычно занимались безопасники, я направился в одну из секций, которую любил и часто посещал… раньше.

– О! Кого я вижу! Давно тебя не было видно, – услышал я приветствие своего хорошего знакомого.

Я лишь махнул ему рукой.

– Нужна компания?

– Нет, я просто разомнусь.

И это было правдой. У меня было больше физических сил, чем у обычного человека, и если сейчас я схлестнусь с Антоном, то мое неуравновешенное состояние может выйти ему боком.

Переодевшись, я взошел на маты и, надев перчатки, подошел к груше. Встав в стойку, я начал наносить удар за ударом, с каждым разом все сильнее и сильнее, стараясь изгнать из себя весь страх, что скопился у меня внутри, и погасить раздражение от моего бессилия перед Настей.

Знакомые косились в мою сторону, но я ни с кем на контакт не шел. Завтра отчитаюсь перед отцом и переговорю с Настей. А сегодня я выплесну все, что накопилось, на грушу и, скорее всего, напьюсь.

Но тут я вспомнил, что должен встретиться с женой друга.

Бросив взгляд на часы, я пошел в душ. Еще успею заскочить домой переодеться.

За десять минут до назначенного времени я уже сидел в ресторане, изучая меню. Есть не хотелось, но за компанию надо заказать что-нибудь нейтральное.

– Привет, князь! – раздался голос.

Подняв глаза, я увидел Нину и удивился тому, как она изменилась. Последний раз я видел ее двадцатипятилетней девушкой. Сейчас же передо мной стояла безупречно одетая женщина средних лет, немного полноватая.

Я встал, приветствуя ее.

– Добрый вечер. Ты все хорошеешь.

– О да, – возвела она очи горе. – Кто бы говорил. Ты за это время ничуть не изменился. И не стыдно тебе?

Я лишь криво усмехнулся. Нина заметила мое состояние и, взяв меню, пристально на меня взглянула.

– Рассказывай, что у тебя произошло.

– Только пришла и сразу допрашиваешь? А как же просьба Джеймса?

– Это может подождать. Меня беспокоит, что мой старый друг явно испуган. Ты бледный, не говорю уж об ужасе в глазах. Да с вами, ваше сиятельство, страшно находиться рядом.

– Извини, что испортил вечер. Просто на работе сегодня было происшествие… неприятное.

– А подробнее?

Я пересказал в общих чертах.

– О третьем объявившемся творце я слышала, но какое совпадение, что она оказалась дочерью Юрия. Хотя можно было догадаться.

– Что? – вскинул я голову.

– Редклиф, ну не будешь же ты отрицать, что творцов тянет к себе подобным. А в твоем случае тяга личного характера, и проявилась она давно.

– Что ты такое говоришь? – нахмурился я.

– Ты любишь ее, и очень сильно, если спустя столько времени после происшествия находишься в таком состоянии. Да и во время рассказа твое лицо ясно отображало все чувства.

– Все так очевидно?

– Для меня да, я давно тебя знаю.

– Я не должен испытывать к ней чувства.

– Ты был обречен с самого начала.

– О чем ты? – удивился я.

– О том, что всю жизнь тянулся к Насте и заботился о ней. Ты можешь обманывать себя, что это только из-за ответственности, но я согласна с Ольгой Разинской: творцы, которые предназначены друг другу, обречены с самого начала. Хотя сила твоих чувств изумила меня: ты так переживаешь за нее. Но творцы всегда любят слишком сильно. Не так, как мы, обычные люди.

– Ты жена главы западной корпорации и слишком много знаешь о нас, – скривился я.

– И еще я женщина и знаю, что после того, как ты ее отчитал, у тебя будут проблемы. Надеюсь, ты не был груб? – И, прочитав на моем лице смятение, воскликнула: – Ох, Редклиф, как можно обидеть так женщину, которая тебя любит и готова пожертвовать собой ради твоего спасения?!