Сестрички с севера - Шэн Кэи

Цянь Сяохун сначала немного рассердилась. То есть вся эта улыбчивая компания, оказывается, за спиной поливает ее грязью, захлебываясь слюной? Но как ни крути, а она уже перебралась в Шэньчжэнь и повидала всякое, с земляками мало общается, да и задерживаться в деревне не собирается, так что пусть перемывают ей косточки. Угнетало лишь то, что подруги детства шарахались в сторону, словно от Цянь Сяохун веяло несчастьем, холодно что-то отвечали и уходили с гордо поднятой головой, как положено женщинам, сумевшим соблюсти свою чистоту.

– Тьфу ты! Слепые ослы! Мать вашу! Стадо слепых ослов! – ругалась себе под нос Цянь Сяохун, искренне презирая этих самовлюбленных благочестивых свиноматок.

В первый же день Цянь Сяохун все ноги себе стоптала, несмотря на усталость после ночного поезда, оббежала всех соседей, а на следующий день позволила себе отдохнуть. Эти людишки, которые целыми днями возились в грязи и припасли по камню за пазухой, стали вдруг чистыми и непорочными.

Хотя возвращение Цянь Сяохун и нельзя сравнить с ударом молнии, однако ее приезд напоминал как минимум лампочку дневного света, которая осветила серые деревенские будни, привнеся в них свежую струю. Через несколько дней в дом Цянь Сяохун снова потянулась вереница односельчан, некоторые просили ее старшую сестру походатайствовать за них, чтобы Цянь Сяохун пристроила на работу их сына или дочь. Тетушка Чунь и сестру Цянь Сяохун попросила замолвить за нее словечко, и лично заявилась на порог. Из ее маленьких треугольных глаз без конца катились слезы, стоило подуть ветру, но при этом она верила каждой сплетне, которую этот ветер с собой приносил. Что касается сплетен про то, что Цянь Сяохун в Шэньчжэне торговала собой, то тетушка Чунь была среди тех, кто эти сплетни распространял, и подливала масла в огонь. Получив в подарок цветастую заколку, тетушка Чунь долго обдумывала, а потом воспользовалась моментом и снова притащилась к Цянь Сяохун. Сначала долго ни к селу ни к городу ею восхищалась и нахваливала, а потом протяжно вздохнула и взволнованно сказала:

– Сейчас учеба не по карману, дерут деньги за все, а наша средненькая совсем никчемная, оценки ужасные, в этом году мы решили даже не тратить денег понапрасну, так теперь дни напролет торчит дома, мозолит глаза, так тоже не пойдет. Сестричка, ты ее возьми с собой в Шэньчжэнь, пусть хоть подзаработает.

Вот ведь бесстыжая тетка, кругом треплет языком, что Цянь Сяохун в Шэньчжэне торгует собой, а тут вдруг хочет родную дочь в ту же яму спихнуть.

Тетушка Чунь вытерла глаза и постаралась напустить на себя скорбный вид, но Цянь Сяохун внезапно перескочила на другую тему:

– Тетушка, у вас все так же глаза слезятся от ветра, в следующий раз поищу, нет ли в Шэньчжэне подходящего лекарства.

– Ты такая заботливая! На самом деле я с глазами давно уже мучаюсь, ничего не поделать. А вот средненькую пристроить можно, ты не забудь помочь мне.

– Я поняла вас, тетушка Чунь. Только бы вы не побоялись ее со мной отпустить.

– Если уж с тобой побоюсь, то с кем тогда вообще не побоюсь?

Тетушка Чунь подлизывалась и даже не краснела. Сорокалетняя тетушка Чунь так захвалила Цянь Сяохун, что та на полном серьезе начала обдумывать, как помочь ее дочери, а потому сказала тетушке Чунь:

– Я вернусь в Шэньчжэнь и все разузнаю, а потом напишу вам. Ждите новостей!

Тетушка Чунь тут же обрадованно вскочила, сбегала домой и принесла с десяток яиц, которые вручила Цянь Сяохун со словами:

– У меня курочка быстро несется, окажи мне любезность и съешь побыстрее эти яички. Может, еще и собачатинки[86]хочешь, а? Если хочешь, то я немедленно велю прирезать собаку.

– Тетушка Чунь, вы собаку ни в коем случае не трогайте, я после праздника «двойной пятерки» сразу уеду. Яйца я сварю и съем, а больше ничего не нужно. Вы и так слишком добры!

3

Цянь Сяохун увидела мужа сестры за столом в праздник «двойной пятерки». Это была типичная для этого праздника трапеза. Отец приуныл, во-первых, потому что Цянь Сяохун на следующий день уезжала, во-вторых, потому что все односельчане считали, что его дочь торгует телом в Шэньчжэне, что означало для него потерю лица.

– У нас же деньги есть, ты зачем такой срамотой занялася-то? – Отец выпил несколько глотков молодого вина и высказал то, что его мучило.

– На других-то мне плевать, но если даже вы мне не верите, то уже ничего не поможет. Кусок в горло не лезет! – Цянь Сяохун бросила палочки, а потом обратилась к сестре и зятю: – Вы мне тоже не верите?

Сестра молчала, словно кочан китайской капусты, а зять напоминал жующего осла и тоже не проронил ни звука. Он боковым зрением посматривал на Цянь Сяохун и обнаружил, что девушка выглядела куда моднее, чем раньше. В одно мгновение между ними пролегла пропасть. Разочарование оттого, что пташка из ладони улетела, стремительно заполняло его сердце. Он твердо решил, что перед отъездом, то есть прямо сегодня вечером, надо еще раз переспать с Цянь Сяохун.

Цянь Сяохун не могла есть, она молча сидела за столом, роняя слезы, а ее сердце остывало, как еда.

– Клянусь могилой матери, вернусь в Шэньчжэнь и начну торговать собой, чтобы вы сознавали свою правоту! – в сердцах бросила девушка, встала из-за стола, а потом заперлась у себя в комнате.

Изначально она планировала хорошенько выплакаться, однако слезы слишком долго бродили внутри, но ни слезинки так из себя выдавить и не удалось. Зато Цянь Сяохун обнаружила, что ей, оказывается, вовсе не больно. На самом деле она плевать хотела, что там думают о ней другие, включая домашних.

Для деревенских сейчас важными казались лишь две вещи – деньги и секс, и обсуждались чаще всего лишь темы, связанные с ними. Кто поехал на заработки, а кто прогорел и последние портки снял, у кого была свадьба и сколько денег гости принесли в красных конвертах, кто построил дом, а теперь в долгах как в шелках, кто с кем переспал, кого комитет по планированию семьи уже отправлял на аборт[87]и кто снова забеременел. Разумеется, деньги и секс – два краеугольных камня нормальной жизни, два ее базовых элемента, так что деревенских тут винить нельзя. Подобное мировоззрение заслуживает права на дальнейшее существование, однако какое отношение оно имеет к Цянь Сяохун? Поняв, что ей не больно, Цянь Сяохун в то же время поняла, что она уже отчалила от этой деревушки и не собиралась возвращаться к корням.

4

Внезапно до нее донесся громкий барабанный бой. Наверняка это длинные и узкие лодки-драконы, словно змеи, повылезали из нор. Цянь Сяохун вспомнила, что они условились встретиться с Ли Сыцзян на пристани, и, как рыба из воды, вынырнула из пропитанной печалью постели, и помчалась на берег реки Цзыцзян на звук барабана.