Дом Кёко - Юкио Мисима

мешает другим смотреть, но буйные зрители могут его и сорвать. Кёко не знала, куда деть шляпу, и жалела, что её нельзя сложить, как зонтик.

В машине все спрашивали Сэйитиро о сегодняшнем противнике Сюнкити. Это был знаменитый прежде боксёр, но, несмотря на это, для компании Кёко его имя ничего не значило.

Минами Такэо, некогда чемпион Японии в полулёгком весе и «лицо бокса», сейчас опустился на девятое место, и ходили слухи о его уходе из спорта. По правилам профессионального бокса, чтобы поднять новичку рейтинг, его противником выступал известный в прошлом спортсмен.

— Ну, тогда Сюн-тян точно победит, — сказала Кёко.

— Полагаю, что да. Но Минами всё ещё неплох. Скорость у него не очень, зато он силён физически, и удар хороший. Просто у него довольно однообразная техника, с таким противником справится даже спортсмен-любитель, не важно, с нокаутом или без. В общем, не сказать, что он очень серьёзный соперник. К тому же восемь лет разницы в возрасте.

Бои проходили в старом мрачном клубе в районе S. Из толпы, которая спасалась от дождя и ветра у тёмного входа, к вновь прибывшим гостям бросилось несколько сомнительного вида парней. Они обступили Кёко:

— Есть билеты!

— Купите лишний билетик!

— Ваше высочество, есть хорошие места!

Живая стена контролёров в дверях напугала Кёко, несмотря на то что её всячески оберегал Сэйитиро. Эти мужчины в дорогих костюмах были организаторами сегодняшнего вечера, и все они внимательно следили, чтобы никто не пролез бесплатно.

Кёко было и страшно, и весело. Ей не доводилось общаться с гангстерами, и она считала, что угрожающий вид и хмурый взгляд для этих молодых людей вполне естественны, что они не притворяются.

— Да тут сплошь бандиты, — прошептала она на ухо Сэйитиро.

— Тсс. Нельзя такое говорить.

Кёко казалось, что своё жаркое дыхание молодые «бандиты» унаследовали со времён беспорядочных пожарищ. Тогда они являли собой присущую времени энергию и тёмный блеск жизненных сил покрытого мраком будущего. Когда Кёко проходила в зал, заполненный криками болельщиков и причудливыми световыми узорами табачного дыма и совсем непохожий по атмосфере на театральный, ей почудилось, будто она соприкоснулась с чем-то близким.

На другом конце прохода появился Сюнкити и пошёл им навстречу, широко раскинув руки. Он был ещё в костюме. Проводил всех шестерых на места во втором ряду от ринга.

— Может быть, потом придёте в зал ожидания? Мой поединок после двух по четыре раунда.

Он хотел показать своим одноклубникам, какие у него красивые поклонницы.

— После этой встречи ты ведь освободишься? — поинтересовалась Кёко.

Сюнкити, отпустив несколько шуток, удалился, но подобная любезность с его стороны указывала на душевное равновесие.

«Я спокоен», — под шум и крики зала убеждал себя Сюнкити. Это спокойствие легко объяснялось.

До его поединка в программе стояло две встречи по четыре раунда. Значит, впереди ещё час. Он вернулся в зал ожидания и, прислушиваясь к голосу комментатора, периодически сообщавшего о ходе боёв, и не знал, что делать с неизвестно почему растянувшимся временем. После утреннего взвешивания до настоящего момента ожидание тянулось бесконечно долго. Казалось, что постепенно оно становится плотнее, гуще и его, будто тёмный вязкий экстракт, стало трудно глотать.

Провести такое время лучше всего в размышлениях. Но именно в отказе от мыслительного процесса заключался главный принцип Сюнкити, особенность характера, доведённая в результате закалки почти до рефлекса. А формировала его характер отнюдь не верность себе.

«Если я стану размышлять, это буду уже не я, порвутся все удерживающие меня нити». Лишь напряжение, вызванное опасностью саморазрушения, заслуживало называться характером. Если исходить из этого, следовало признать, что характер у Сюнкити был.

В зале ожидания, который обычно служил гримёрной для артистов, в одном углу пол был приподнят и застелен циновками. Соперник ожидал в другом месте. Повсюду как попало стояли складные стулья, на одном сидел только что проигравший поединок боксёр, и ему обрабатывали рану на верхнем веке.

Сюнкити совсем не думал о противнике — Минами Такэо. Конечно, он размышлял о его слабых сторонах и способах вести бой, но по опыту участия в любительских соревнованиях понимал, насколько опасно упиваться знанием о слабых местах соперника.

Сюнкити встал на циновку, снял поочерёдно всю одежду, повесил на стену.

Появился Мацуката в спортивной куртке с надписью на спине «8DAI — BOXINGU — CLUB» — он исполнял обязанности секунданта — и объявил:

— Перед тем как обматывать бинтами, наложу пластырь.

В любительских встречах так не делали.

Вошли председатель Хатидай, тренер Кавамата и президент Ханаока. Сюнкити поднялся, выслушал много ободряющих слов. Ханаока говорил дольше всех и нёс вздор, Кавамата, изобразив быстрый хук слева, сказал только «делай так». И, глядя на Сюнкити, опиравшегося рукой на колонну около порога, добавил, как всегда, неопределённо:

— Так не пойдёт. Понял?!

Сюнкити давно привык понимать подобные телепатические указания, сразу отошёл от колонны. Кавамата запрещал, чтобы перед боем спортсмен принимал позу, которая пусть незначительно, но нагружала руки.

Слегка подвыпивший Ханаока пребывал в прекрасном настроении. Довольный, суетливый, он не сводил глаз с Сюнкити. Отметил его плечи, отражавшие свет электрических ламп:

— Да, хорошо навёл блеск.

И без умолку говорил, надоедая председателю Хатидай:

— Ясно как божий день, победит Фукуи. Исход боя предрешён.

Председатель, чьё лицо с тонкими чертами производило тяжёлое, нехорошее впечатление, с полуулыбкой — до обычной улыбки дело не доходило — повторял одно и то же:

— Так-то оно так. Ведь его хорошо откормили. Но расслабляться нельзя. Соперник не так прост.

Прямо в том виде, в каком ему предстояло выйти на ринг, Сюнкити спустился в зал, и его сразу обступили мужчины в пиджаках, чтобы по обнажённой юношеской фигуре делать прогнозы, чем кончится поединок. Мацуката, подставив широкую ладонь, велел Сюнкити нанести прямой удар левой.

Горячая ладонь встретила кулак Сюнкити и с протяжным звуком задрожала в воздухе.

— Отклониться влево?

— Нет, так же, ещё раз.

Ханаока, которому полагалось молчать, громко прокомментировал:

— Привычка немного наклоняться после удара исчезла.

Кавамата, чью гордость ранили, молчал. У Сюнкити изначально не было такой привычки. Её создали в клубе «Хатидай», а потом принялись от неё отучать.

Тут в зал ожидания ввалилась группа Кёко. Все присутствующие удивились, молодые секунданты засвистели и удостоились злобного взгляда председателя. Кёко решительно, не обращая внимания на обстановку, мимо стульев со следами замытой крови подошла к Сюнкити и руками в кружевных перчатках сжала его обвязанные бинтами руки. Потом ободрила, как больного перед операцией:

— Держись. Соберись с духом.

Материнское чувство при виде мужества и отваги придало её взгляду оттенок печали. Мужчины вокруг смотрелись угрожающе, поэтому она вела