Всегда вчерашнее завтра - Чингиз Абдуллаев

Дронго играл спокойно, ставя минимально возможные суммы ивнимательно наблюдая за игравшими. Пока ничего необычного он не заметил. Еслибы в зале появился Савельев или Семенов, он бы наверняка их узнал: Потапчукочень тщательно описывал внешность обоих, как способен описать сотрудник КГБ,специально тренирующий свою наблюдательность.

Маир сидел за столиком, где играли в рулетку. Ему уже выдалиспециальную лопаточку, позволявшую делать ставки на удаленные цифры, которые онне доставал рукой.

Дронго получил короля и обернулся в сторону открывающейсядвери. Там показался белый смокинг. У крупье выпал валет. Дронго поднялуказательный палец правой руки, требуя карту, и получил тройку. В это время взале появилось сразу несколько человек. Автоматически Дронго еще раз попросилкарту. И снова выпала тройка. В зал вошел Игнат Савельев. Дронго узнал егосразу, как только увидел это характерное запоминающееся лицо.

И машинально опять попросил карту.

— Еще? — удивленно переспросил крупье.

Дронго посмотрел на лежавшие перед ним карты. И толькотеперь заметил, что у него шестнадцать очков, Игнат Савельев прошел к другомустолу и, оглянувшись вокруг, сел. Пока рядом с Савельевым никого не было. Ондействительно походил на иезуита. Невысокого роста, заметно плешивый, сжесткими четкими чертами лица и упрямыми тонкими губами.

— Карту, — кивнул Дронго, поставив еще жетон и попросив неоткрывать следующей карты.

Все удивленно смотрели на него. Но в казино не принятообсуждать действия других игроков. Савельев разменял деньги и получил своижетоны.

Крупье стал раздавать карты и в самом конце открыл своюследующую карту. У него выпал король. Теперь все взгляды обратились на Дронго.Крупье улыбнулся. У него набралось двадцать очков против шестнадцати и закрытойкарты у странного игрока, решившего рискнуть. Он улыбнулся еще шире и открылкарту. Там лежала пятерка. У Дронго получилось ровно двадцать одно очко.

— Вам всегда везет, мсье, — сказал крупье, переставулыбаться.

Утром девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяностопервого года Игната Савельева разбудил возбужденный Семенов. Они знали другдруга давно и даже работали вместе в Латинской Америке, во время одной изкомандировок, несколько лет назад, когда у Советского Союза еще хватало сил исредств вмешиваться в дела далеких от него латиноамериканских стран.

— Что случилось? — недовольно спросил Савельев, открываяглаза.

— Послушай, что они говорят, — крикнул Семенов, кивая нателевизор.

Савельев недовольно поднялся, принялся натягивать брюки. Вовремя своей специальной командировки в Литву они оставались на конспиративнойквартире во избежание утечки информации. Лозинский и Потапчук уже сидели настульях у «ящика».

Диктор торжественным голосом передавал сообщение о созданииГКЧП, о предполагаемой болезни Михаила Горбачева, о введении чрезвычайногоположения в стране.

— Слава богу, — сказал Савельев, усаживаясь на свободныйстул, — теперь все будет в порядке.

— Еще неизвестно, чем все это кончится, — на всякий случайзаметил осторожный Лозинский.

— Уже все кончилось, — мрачно улыбнулся Савельев, — теперьнаши списки нужны только для архивов. Вот и все, ребята. Придется готовитьдругие списки.

Люди, которые отказывались от сотрудничества с нами. Членыновых общественных формирований, выступавшие за независимость, вся этанациональная шушера, которая поднялась со дна. Нам предстоит много работы.

Немного пугала эта торжественно-мрачная манера диктора,тревожили и слова Савельева о готовящихся акциях. Из истории офицеры знали отом, как начавшийся молох репрессий раскручивался до предела, пожирая и тех,кто верно ему служил.

— Думаешь, все начнется по новой? — спросил Семенов.

— Обязательно начнется, — подтвердил Савельев.

— Психушки, лагеря, ночные аресты, расстрелы — заново? —спросил Лозинский.

— Тебе что-то не нравится в нашей работе? — повернулся кнему Савельев.

— Нравится. Наша работа нравится. Только мне совсем не подуше, если повторится все сначала. — Все смотрели на Лозинского. — Просто мнекажется, — выговорил тот, с усилием преодолевая себя, — что возрождать опыттридцать седьмого года не совсем правильно. Репрессии к добру не приводили.Можно действовать более умными методами. Андропов был гораздо умнее, чем Ежовили Берия.

— Ах, вот ты о чем! — коротко хохотнул Савельев, чувствуя,что спадает напряжение. — Ты у нас чистеньким остаться хочешь. Тебя вид кровипугает. А если сегодня не объявили бы о создании ГКЧП, ты представляешь, чемвсе это могло кончиться? Страна и так уже на грани разрушения. Мы потерялипочти всех своих союзников, сдали все свои позиции. Ты хочешь, чтобы и дальшетак продолжалось?

— Не хочу. И ты сам это знаешь. Но если Горбачев болен, тоэто переворот, а перевороты никогда к добру не приводили.

— Горбачев мямля и размазня, — презрительно заметилСавельев, — поэтому его и скинули. Я в этой компании только Ельцина немногобоялся, он мужик рисковый. Но теперь и он ничего не сможет сделать.

Начали показывать заседание Государственного комитета почрезвычайному положению. У сидевшего во главе стола вице-президента Янаевазаметно дрожал голос, он путался, нервничал, запинался, срывался, особеннокогда его спрашивали о болезни Михаила Горбачева. Его соседи по столу — большаяи разношерстная компания людей — почти все время молчали, отводя взгляды всторону.

— Черт бы их побрал! — нервно произнес Савельев. —Посмотрите, какие кретины нами руководят. Почему они высыпали все разом?Послали бы кого-нибудь одного из своих. Или пресс-секретаря. Нужно признаться,что Пиночет в черных очках смотрелся намного эффектнее, чем Язов со своимубитым видом. Он, кажется, боится содеянного больше всех остальных. С такойкислой физиономией не объявляют о том, что взяли власть в свои руки.

Какая-то журналистка, совсем молодая девушка, спросила,понимают ли они, что фактически совершили государственный переворот. Ей началидолго и нудно что-то объяснять.

— Слизняки! — разозлился Савельев. — Нужно ответить ейбыстро и прямо, а не разводить сопли.

Следующий вопрос задал известный журналист, полный, тучныйчеловек, известный своими либеральными взглядами.

— Как вы попали в эту компанию? — спросил он у Стародубцева,председателя образцового колхоза, Героя Социалистического Труда, известногохозяйственника.

— Вы посмотрите, какие вопросы им позволяют задавать! —вставил Семенов. — Как можно разрешать такие вещи!