Северный крест - Валерий Поволяев

Ночью на отряд Чижова напали мужики, ушедшие в лес. Появились они, будто тени бестелесные, беззвучно — вытаяли из кромешной темноты без единого шороха, — и ветки под ногами не хрустели, и подошвы не шаркали, не разъезжались. Охотничья сноровка у здешних жителей была отменная, подмяли мужики несколько человек, накинули на них мешки и уволокли в тайгу.

Часовые, которых Чижов поставил в охранение отряда, даже не заметили, что у них побывали незваные гости, не говоря уже о том, чтобы поднять тревогу или открыть стрельбу из винтовок.

Утром, когда рассвело, пленные солдаты из отряда Чижова смогли рассмотреть друг друга. В плену оказались три человека — Крутиков, чьё лицо украшал большой фиолетовый синяк, из которого испуганно выглядывал блестящий крыжовниковый глаз, второй глаз был закрыт опухшим безвольным веком (Крутикова помяли, когда накидывали на голову мешок); Ликутин с перебинтованной головой — простреленное ухо у него начало заживать и теперь нещадно чесалось, ему хотелось запустить пальцы под бинт и расковырять всё, что там имелось; и третий человек — Андрюха Котлов.

Андрюха оказался в этой группе случайно; вечером напился чаю — выдул целых четыре кружки, — ночью ему понадобилось выйти во двор, до ветра. Кряхтя, сладко постанывая со сна, он выбрался наружу, по тёмной, словно специально проложенной сквозь густую белую изморозь тропке проследовал за амбар, но облегчиться не успел — над белым саваном земли, вытаяв из безбрежного пространства, взнялись двое леших, навалились на онемевшего от неожиданности матроса и поволокли его в сторону от амбара.

Андрюха хотел закричать, но голос его пропал, в глотке раздался какой-то слабый птичий писк, один из похитителей, поняв, что пленник сейчас попробует вырваться, на ходу огрел его кулаком по голове, Андрюха дёрнулся, и похититель прошипел грозно:

— Не дёргайся, белая сука, иначе сейчас вообще пришибу!

Андрюха показалось, что из него выпустили весь воздух, ничего не осталось, только одна оболочка, он снова пискнул и затих.

На голову ему поспешно натянули мешок, пахнущий пылью, мышами, плесенью, ещё чем-то неприятным, и поволокли дальше.

Волокли его долго: сквозь лес, через несколько падей, перетащили через два студёных, говорливо звенящих в ночной тиши ручья, прошли два поста — у мужиков, как у настоящих вояк, была налажена даже постовая служба, — ив конце пути Андрюха очутился на широкой поляне, посреди которой горел костёр.

— Ещё гость, — молвил кто-то весело.

— Так, глядишь, на всех мешок и накинем, — хрипло дыша от усталости, проговорил один из Андрюхиных похитителей — жилистый мужик с редкой монгольской бородёнкой.

— Не кажи «гоп», пока бревно не перепрыгнешь, — осадил его человек, сидевший у костра, лица его Андрюха, с которого наконец сдёрнули мешок, разобрать не мог.

Через несколько мгновений Андрюха, глаза которого привыкли к сумраку, увидел, что под кустом, на лапнике лежат двое пленников — стонущий, с перевязанной головой Ликутин и суетливый ординарец, готовый услужить всякому офицеру, которого Андрюха приметил ещё до Кож-озера и невзлюбил за угодничество и торопливые воровские движения.

Андрюха опустился на лапник рядом с Ликутиным, пальцами ощупал шишку, вспухшую на голове. Выругался.

Крутиков зашевелился, всхлипнул и прошептал сыро:

— Что будем делать, мужики? Нас ведь эти гады прикончат.

— Прежде чем что-то предпринимать, надо оглядеться, — пробормотал Андрюха.

Ликутин ничего не сказал, лишь застонал.

— Оглядись, оглядись, морячок, — произнёс, будто отплюнулся, Крутиков. — Оглядись сейчас — потом будет поздно.

Это Андрюха знал и без подсказки.

По ту сторону костра, на лапнике, спало человек десять мужиков. Каждый был с оружием. Винтовки свои мужики обнимали, будто баб родных, нежно и крепко, — во сне постанывали, дёргались, чмокали губами, храпа почти не было слышно, — всхрапнёт кто-нибудь негромко и тут же затихнет. Андрюха вздохнул и опустил голову.

— Ну что, морячок, — едва слышно поинтересовался Крутиков, — огляделся?

— Огляделся.

— Что будем делать?

— Надо бежать.

— А куда? Кругом тайга, в ней мы — чужие. Эти упыри, мужики здешние, нас быстро изловят и начнут над нами измываться.

— Мне вообще непонятно, зачем мы им нужны.

Крутиков на этот вопрос не ответил. Андрюха Котлов опустил голову ещё ниже, замер, слился с тенью кустов, растворился в ночи, и непонятно стало, есть этот человек на свете или нет его.

* * *

Из губернского земского собрания приходили неприятные вести — там готовилась очередная атака на власть. Земцев не устраивал Миллер.

— А кто же их устраивает? — усмехнувшись, спросил Миллер. — Кто им по душе?

— Лорд Керзон[22], возможно. — Марушевский так же, как и генерал-губернатор, усмехнулся. — Или Антон Павлович Чехов. Вполне возможно — Антон Иванович Деникин.

— Про Александра Васильевича слышали? — спросил Миллер, по лицу его пробежала тень. Он почувствовал её бег, накрыл ладонью.

— Про Колчака? Слышал. Сволочи союзники, сдали адмирала большевикам. Говорят, генерал Каппель послал командующему союзными войсками Жанену вызов на дуэль.

— Об этом я ничего не знаю.

— Официальных сообщений нет, но земля слухами полнится.

— План отступления на Мурманск готов?

— В общих чертах. Требуется проработка деталей.

Миллер нервно заходил по кабинету, потом остановился, сунул руки в карманы галифе и проговорил с угрожающими нотками в голосе:

— Взять бы этих земцев да засунуть в одно место. На гарнизонную гауптвахту, например. Там им надо выступать, а не на трибуне. А, Владимир Владимирович?

— Абсолютно с вами согласен.

— В конце концов, если земцы не одумаются, так и поступим. Надоели эти вечные фиги в кармане, надоело брызганье слюной, всё очень надоело. Сплошь — политические амбиции, истерики, вопли, будто этому Скоморохову по заднице съездили раскалённой сковородкой, угрозы, нападки, а дела на пару пятаков не наберётся... Тьфу!

— Как бы правительство не вздумало подать в отставку, Евгений Карлович.

— Я отговорю.

Марушевский озабоченно вздохнул.

Осени в тот год на севере почти не было, она сомкнулась с зимой. Листва на деревьях стремительно пожелтела и осыпалась в считанные дни; замешкавшиеся, ещё на что-то надеявшиеся птицы поспешно собрались в стаи и отбыли на юг.