Создатель ангелов - Стефан Брейс

Сначала Карлу Хоппе показалось, что ему это снится. Потом он решил, что кто-то пробрался к ним в дом. Но как только он сообразил, что это детский голос, он подумал о Викторе и вскочил с кровати.

Он поспешил к комнате сына и остановился у двери, чтобы не напугать Виктора и послушать, действительно ли это его голос.

— Дух милости и сострадания… Дух Святой, помогающий нам в слабости нашей… Дух Святой, усыновивший нас Отцу…

Доктор Хоппе прислушался не столько к словам, сколько к тому, как они произносились. Он слышал носовые звуки. И еще он обратил внимание, что звуков «п» и «б» практически не слышно. Дефект речи. Это мог быть только голос Виктора. Он говорил! Радость, охватившая отца от этой мысли, тут же улетучилась, когда он понял, что голос доносится не из спальни Виктора, а из комнаты, в которой лежала Йоханна.

— Дух Святой, не дай нам сойти с пути праведности. Дух Святой, будь нашей небесной наградой…

По спине пробежала дрожь. В два прыжка он оказался у спальни и увидел, что его сын сидит у кровати жены. Пламя свечи сделало похожими на зарево рыжие волосы Виктора, который, склонив голову и сложив руки, монотонно произносил над Йоханной слова.

«Она не должна об этом знать!» — подумал Карл Хоппе и в панике бросился вперед. Одной рукой он схватил сына чуть выше локтя и резким движением сдернул со стула. Мальчик завизжал, и в этот момент доктор бросил взгляд на жену и сразу понял по цвету лица и полуоткрытому рту, что смерть уже вступила в свои права. Он механически выпустил сына, приложил два пальца к вене на шее жены, ощутил холод ее тела и молчание ее сердца и, сам не зная почему, несколько раз выкрикнул ее имя.

Тут мужчина посмотрел на своего молчавшего три месяца сына, который только что снова заговорил. А потом на свою мертвую жену. И тут же понял, что речь сына и смерть жены связаны между собой. Что одно повлекло за собой другое. И хотя он всегда ставил под сомнение историю о том, что в его сына вселился дьявол, в этот момент, когда пламя свечи рисовало на стене огромные тени, он поверил в нее. И этот вывод, такой болезненный, нарушил что-то у него в голове. Как будто кто-то повернул рукоятку, и вся злость и печаль, все разочарования, которые годами копились внутри, должны были вырваться наружу, но не проклятиями с губ и не слезами из глаз, а через правую руку, которая замахнулась, сильно замахнулась и тяжело обрушилась на щеку его сына.

Карл Хоппе поклялся себе никогда не делать того, что все-таки сделал. С тех пор как он был подростком и осознал, что в один прекрасный день у него, возможно, появятся дети, он решил никогда не делать со своими детьми того, что делал с ним его собственный отец. Но в пощечине, которую он дал Виктору, доктор с ужасом увидел ту самую агрессию, которую так проклинал когда-то и надеялся, что она не пробралась и в его кровь.

Насколько стыдно ему должно быть, чтобы он это признал? Это вопрос всегда задавала себе Йоханна о своем муже. Когда они ссорились по мелочам, и он потом молчал несколько дней, хотя для этого не было уже никаких причин. Когда он не мог что-то найти и обвинял ее, хотя позже выяснялось, что он сам переложил эту вещь в другое место. Он никогда не извинялся, даже спустя время. Он никогда не говорил, что сожалеет. Да, он давал это понять: убирал со стола и помогал вымыть посуду, читал ей газету вслух и массировал по ночам поясницу. Но ни разу он не сказал вслух «прости меня». И этим ужасно ее раздражал.

Это было сильнее его. Если дьявол и сидел в ком-то, то в нем самом, когда он ударил Виктора. Карл ужасно сожалел об этом, но время уже нельзя было прокрутить назад. А какой смысл тогда в извинении? Он сам, в любом случае, не слышал и намека на то, что его отец сожалел о своих действиях, когда от его побоев все еще болело тело. И Карл знал, что, несмотря на сожаление, однажды побои повторятся снова.

Он, конечно, думал над тем, как загладить вину. Что он мог сделать, чтобы Виктор его простил? Как ему теперь вернуть доверие мальчика?

Новые пазлы стали хорошим началом. В перерыве между соболезнованиями — жители деревни вдруг снова вспомнили дорогу к его дому — доктор сбегал в магазинчик на Галмайштрассе и купил все три пазла, которые у них еще остались. Он боялся, что Виктор ничего больше не возьмет из его рук, но мальчик спокойно открыл коробку и сразу начал собирать картинку в ателье, подальше от многочисленных посетителей.

К вечеру этого же дня он собрал все три пазла. Честно говоря, доктор надеялся, что его сын проведет за головоломками все время от смерти до похорон. Но, закончив пазл, Виктор отказывался разбирать его и начинать все сначала.

И тогда Карл Хоппе принял решение.

— Вот, — сказал он. — Я думаю, ей бы этого хотелось.

Он имел в виду свою жену, но, положив в руки Виктора Библию, вспомнил о сестре Марте. Во время их короткой беседы в монастыре она сказала, что Виктор с удовольствием читал Библию. Но доктор Хоппе так сильно хотел, чтобы его сын как можно скорее забыл годы, проведенные в приюте, что сознательно спрятал от него эту книгу. И то, что его сын молился за Йоханну, хотя он и понял это только потом, тоже подтолкнуло его к этому решению. Возможно, так у него получится завоевать доверие. Он делал это не только для Виктора, но и ради жены, потому что действительно был уверен, что ей бы этого хотелось. И, в конце концов, хоть он и не желал себе в этом признаваться, он делал это и ради себя, ради успокоения своей совести. Это принесло ему облегчение, как человеку, который наконец-то избавился от старых грехов.

Карл Хоппе не питал никаких надежд и был очень удивлен, когда Виктор сразу же начал читать Библию, только взяв ее в руки. И хотя он читал про себя, доктор был уверен, что он на самом деле читает. Он понял это по тому, как Виктор водил по строчкам пальцем, слева направо, а в конце строчки возвращался к началу новой. Стих 1. Стих 2. Стих 3. Стих 4. Стих 5.

— Почитай вслух, Виктор.

Сказав это, Карл Хоппе думал, что хочет слишком многого.

Но Виктор прочел. Вслух.

— И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро.

Доктор оторопел. «Ну вот, — подумал он. — Я же всегда это знал».

— Продолжай, продолжай, Виктор.

— И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды.

Он слушал вполуха. Он думал о том, что сказала бы его жена. У Карла возникло двойственное чувство: с одной стороны, он был удивлен, что его сын умеет читать, а значит, он умный мальчик, даже очень умный — ведь какой ребенок умеет читать в этом возрасте? — но с другой стороны, отец осознавал, что для него самого и для его жены было бы гораздо спокойней, если бы Виктор все-таки оказался дебилом, потому что тогда не надо было терзаться чувством вины за все, что они причинили ему. К счастью, ей уже не пришлось этого пережить.

Он снова попытался сосредоточиться на словах Виктора.

— И сказал Бог: да собе-дётся вся вода, которая под небом, в одно…