Смерш. Один в поле воин - Николай Лузан

Следующий день не принес Петру облегчения. Штайн все туже закручивал гайки: отменил все увольнения, а воскресенье сделал рабочим днем. Среди инструкторов нарастал ропот, трое написали рапорта на перевод в полицию. Это его не остановило — обстановка на фронте требовала от абвера информации и еще раз информации. Войска Северо-Кавказского и Закавказского фронтов с двух стратегических направлений атаковали группу армий «А» фельдмаршала Клейста, оккупировавших Кубань и предгорья Северного Кавказа. Гитлеровцы оказывали отчаянное сопротивление, но не устояли под напором советских войск и начали отступление. Надежде Гитлера добраться до вожделенной грозненской и бакинской нефти не суждено было сбыться. К 24 января 1-я танковая и 17-я сухопутная немецкие армии и входящие в их состав румынские и словацкие дивизии, понеся в боях тяжелые потери, оставили Ставрополь, Сальск и заняли оборонительные рубежи по линии Белая Глина — Армавир — Лабинская.

В этих условиях Штайн вынужден был до минимума свести подготовку разведывательно-диверсионных групп и, не считаясь с потерями, пачками забрасывал за линию фронта. Гемприха в Запорожье, а тем более Берлин, мало интересовали десятки бесследно сгинувших агентов. Они и Клейст требовали от него только одного: на каких направлениях и какими силами русские нанесут очередной удар. Поэтому Штайн не сидел на месте, а сутками мотался по пунктам заброски и лично контролировал отправку диверсантов и шпионов.

В те последние январские дни сорок третьего в штабе группы было хоть шаром покати. Оставшийся за Штайна обер-лейтенант Краузе тоже не давал покоя никому и потребовал, чтобы Петр и Шевченко немедленно обеспечили переброску за линию фронта двух групп диверсантов. Полдня у них ушло на сборы, и с наступлением темноты, чтобы не попасть под бомбежку советской авиации, они выехали в сторону станицы Афипской. Там их ждали фельдфебель Бокк и инструктор Коляда, дальнейший путь до пункта переброски им пришлось продолжать пешком.

Заброшенный в предгорьях казацкий хуторок стал последней точкой маршрута. От него до линии фронта было рукой подать. Война обошла его стороной. Все, что не смогли унести с собой хозяева, сохранилось в целости и сохранности. Выставив часовых, Бокк распорядился, чтобы диверсанты заняли здание бывшей конторы отделения плодосовхоза, а сам с инструкторами расположился в хате. Коляда, накануне принимавший группу, возвратившуюся из разведки, хорошо знал, где и что находится на хуторе. Несмотря на кромешную темноту, он быстро нашел поленницу дров, вместе с Петром натаскал в хату и растопил печку. Шевченко тоже времени даром не терял: пошарил по полкам, обнаружил чайник и сбегал за водой к колодцу.

Сухие дрова быстро разгорелись. Пламя утробно загудело в печной трубе. Его отблески падали на их, посиневшие от холода лица, и плясали в окне. Бокк, опасаясь пули русского снайпера, распорядился завесить его плащ-накидкой. Прошло немного времени, и сырость, которой пропитались стены, отступила. Весело засвистевший чайник поднял настроение. Не сговариваясь, они сняли сапоги, развесили на веревке промокшие портянки и собрались за столом. Из рюкзаков на свет появились галеты, банки тушенки и кружки. Шевченко добавил к ним фляжку со спиртом, сало и, обратившись к Бокку, спросил:

— Лечиться будем, господин фельдфебель?

— Надо, по такой погоде легко воспаление легких подхватить, — поддержали его Петр и Коляда.

Бокк шмыгнул носом, ничего не ответил и двинул кружку по столу. Шевченко разлил по ним спирт и вопросительно посмотрел на него. Тот плеснул в нее воды из чайника и произнес тост:

— За успех операции!

— За успех! — присоединились к нему инструкторы.

Петр одним махом выпил. Обжигающий огонь опалил рот и гортань. Спеша погасить его, он запил водой и закусил тушенкой. Холодная дрожь, сотрясавшая тело, быстро прошла, приятное тепло разлилось от груди к животу, а в голове зашумело. Бокку не помогла и вода, спирт дал о себе знать, и он зашелся в кашле. По его щекам катились слезы, а с губ срывалось:

— О, русский шнапс!

— Господин фельдфебель, надо ще трохи выпить и пройдет, — предлагал Коляда.

— Нет-нет! — в ужасе воскликнул тот и замахал руками.

— А если под хорошую закуску? — Шевченко не терял надежды выпить и, не дожидаясь ответа, принялся кромсать тесаком шмат сала и резать на куски хлеб, потом все это сложил на сковороду и поставил на печку. Прошла минута-другая сало аппетитно зашкварчало, а в воздухе разлился душистый запах хлеба. Здесь Бокк не устоял и под такую закуску разрешил выпить, а потом уже отправился проверять пост и готовность диверсантов к выходу на маршруты.

Не успела захлопнуться за ним дверь, как Шевченко потянулся к фляжке и поторопил:

— Хлопцы, давайте еще по одной!

— Тильки по трохе, — предостерег Коляда.

— Ты шо, Василь, немчура якась.

— Линий раз с Бокком связываться, сам знаешь, себе дороже.

— Да ладно тебе! — Шевченко щедрой рукой разлил спирт по кружкам и спросил: — За что пьем, хлопцы?

— Давай за нас, Трофим! — предложил Петр.

— О цэ вирно! — поддержал он и после того как выпил, потянулся к рюкзаку и принялся выкладывать на стол его содержимое.

Перед глазами Петра и Коляды промелькнула папка. Из нее выпал ворох бумаг. Среди них находились красноармейские книжки, командировочные предписания на диверсантов и полный список с их подлинными именами и фамилиями. Шевченко отгреб документы в сторону, извлек со дна рюкзака бумажный кулек и, потрясая им, воскликнул:

— Ось вам подарок!

— Что там? — заинтересовался Петр.

— Тильки язык не проглоти, — многозначительно заметил Шевченко и тряхнул кулек.

На стол вывалился деликатес — кружок домашней кровяной колбасы, заправленной мелкими кусочками обжаренного мяса.

— Ну, ты даешь, Трофим! Вот это подарок, так подарок! — восхитился Коляда.

Шевченко довольный произведенным эффектом поторопил.

— Давайте, хлопци, ще по одной, пока Бокк не заявился! Петро, поработай разводящим!

— А-а-а, чего?! — не расслышал он. Его занимала папка с документами на диверсантов. С ее появлением в голове засела мысль, как использовать ситуацию, чтобы сорвать заброску диверсантов. Пьянка давала такой шанс.

— Петь, ты че, наливай. Жрать хочется, — наседал Коляда.

Выпив, они набросились на колбасу. Шевченко кусал большими кусками, торопливо глотал и косился на дверь. Бокк задерживался, и по предложению Петра троица махнула еще по кружке спирта. Для Шевченко она стала последней. Его язык начал заплетаться. Собрав последние силы, он запихнул документы диверсантов в рюкзак, доплелся до печки и улегся спать. Вскоре к нему присоединился Коляда. Петр приткнулся рядом с Шевченко и принялся подбираться к рюкзаку. Надсадный кашель за дверью заставил его отшатнуться — возвратился Бокк.

— Как обстановка, господин фельдфебель? — поинтересовался Петр.