После любви - Виктория Платова

– Что-то такое слышала… Краем уха. – Язык во ртураспух и совершенно меня не слушается. – Поэтому вокруг было так многонароду.

– Люди любопытны, а это не очень хорошее качество.

– Не очень… И что полицейские?

– Расспрашивали меня, не заметил ли я чего-нибудьподозрительного. Не видел ли кого-нибудь поблизости. Стандартные вопросы втаких случаях.

– Мне не приходилось сталкиваться с подобным.

– Да… Все гораздо ближе, чем может показаться на первыйвзгляд.

Дядюшка Иса улыбается, и мне ничего не остается, какулыбаться ему в ответ. Так мы и сидим друг напротив друга: он – покачиваяголовой, я – задыхаясь от тяжелого, дурманящего запаха, идущего от куска амбры.Сознание туманится, я как будто снова погружаюсь в темноту вчерашней ночи;страхи, от которых я избавилась, снова возвращаются ко мне.

– Что же вы сказали полицейским, дядюшка Иса?

– Что я никого не видел. Я ведь и вправду никого невидел вчера вечером. Кроме вас и вашего друга, когда вы шли к лестнице. И кромевас – уже без друга. Когда вы возвращались…

* * *

…Все гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.

Стена камеры, например.

Ночное расстояние от нее до деревянного лежака, на котором япровожу все свое время, не соответствует дневному. Десять шагов днем, приусловии, что пятка левой ноги плотно прижимается к носку правой, ноги меняются:левая-правая, левая-правая – вот и выходит десять шагов. Не так уж мало, еслиучесть, что ночью от десяти шагов не остается и воспоминаний. Ночью стена дышитмне в лицо, мне даже не нужно вытягивать руки, чтобы коснуться ее. Закроешьглаза – и она тут как тут: царапает щеку, забивает рот пыльной каменнойкрошкой; загадка, которую мне не разрешить: почему в солнечной, ветренойЭс-Суэйре, где все стены – белые, существует эта – темно-серая, как кусокамбры, асфальтовая, маслянистая.

А может быть, все стены всех тюремных камер во всем миреименно такие? Покрытые копотью отчаяния, страданий, предсмертного ужаса идурных мыслей? Я узнала бы о них больше, если бы умела читать по-арабски (стеныкамеры истыканы арабской вязью) – но я не умею читать по-арабски. И я до сихпор не оставила своего собственного автографа, просто потому, что не могувыбрать язык – французский, русский? македонский (меня принимали за уроженкуМакедонии)? немецкий (меня принимали за уроженку Лихтенштейна)? – толькоза убийцу меня не принимали никогда.

Загадка, которую мне не разрешить:

почему я убила Франсуа Пеллетье?

До сих пор я все отрицала. Проявляла упрямство, невзирая нафакты, улики и показания свидетелей. Но рано или поздно я сломаюсь под грузомдоказательств – так утверждает следователь, ведущий мое дело. Я упорно не желаюзапоминать его имя, хотя каждый допрос (на сегодняшний день их былоодиннадцать) начинается с терпеливого представления сторон. Имя адвоката тоже несущественно,хотя встреч с ним было гораздо меньше. Я послала его подальше после третьей,идущий по кругу разговор двух глухих меня не устраивает. Беседы со следователемпроходят по сходной траектории, с той разницей, что отказаться от них я немогу.

– Как вы познакомились с Франсуа Пеллетье?

– Он приехал по туристической путевке агентства«Montagnard». Он и еще пятеро человек. Я уже говорила об этом… Я встретила всехв аэропорту, я всегда встречаю туристов в аэропорту… После того как мыоказались в отеле, я заполнила его регистрационную карточку.

– Это входит в круг ваших обязанностей?

– И это в частности.

– Обычно карточки заполняют сами постояльцы.

– Да. Но у нас маленький отель, постояльцев бываетнемного, даже в разгар сезона. Так что мы все делаем сами. Эти правилаустанавливала не я…

– Раньше вы, никогда не встречались с Франсуа Пеллетье?

– Никогда. Я впервые увидела его тем вечером ваэропорту. Третьего августа.

– Четвертого. Если верить записи в регистрационнойкарточке.

– Возможно, я просто спутала даты. Не думаю, что этосущественно.

– Вы сразу же проявили к нему интерес?

– Нет, скорее он проявил ко мне интерес. Не думаю, чтоэто существенно.

– Но интерес оказался взаимным?

– Он показался мне милым молодым человеком. Не больше.

– И тем не менее уже на следующий день вы приняли егоприглашение посетить ресторан «Ла Скала».

– Это вышло случайно.

– Что именно?

– Он не приглашал меня. Я… Я просто отправилась в «ЛаСкала» поужинать. И случайно встретила его.

– Он пригласил вас за свой столик?

– Нет, скорее я пригласила его за свой столик. Или нет– не приглашала. Он просто подсел ко мне и сразу же заказал шампанское. Недумаю, что это существенно.

– Вы часто посещаете «Ла Скала»?

– Нет.

– А если точнее?

– Я ужинала там первый раз.

– И этот раз совпал с пребыванием там Франсуа Пеллетье?

– Выходит, что так.

– Вам не кажется это странным?

– Нет. Разве я не имею права поужинать?

– Вы имеете право даже позавтракать. Тем более чтонесколькими часами раньше вы уже завтракали там. С другим молодым человеком.

– Да, с другом. С близким другом.

– А Франсуа Пеллетье не был вам другом? Близким другом?

– Нет, конечно. Мы познакомились накануне. Я везлатуристов из аэропорта, а потом заполняла их карточки… Я уже говорила об этом.

– Вы заказали шампанское.

– Он заказал шампанское. Он – Фрэнки.

– Франсуа Пеллетье?

– Да.

– Вы называли его Фрэнки? Звучит достаточно интимно,согласитесь.

– Он сам просил называть его Фрэнки. Если бы онпопросил называть его Бонд, Джеймс Бонд, я бы звала его Джеймсом Бондом. Мневсе равно.

– Что было дальше?

– Ничего. Мы пили шампанское и болтали. Он сказал, чтоработал в дельфинарии, и я попросила его поделиться… м-мм.. впечатлениями.

– Какими?

– О дельфинах.

– Вы интересуетесь дельфинами?

– Они мне симпатичны.

– А Фрэнки? Франсуа Пеллетье?

– Он показался мне милым, я уже говорила.

– Значит, вы тоже испытывали к нему симпатию?

– Да.

– Такую же, как к дельфинам?

– Не знаю. Нет. Пожалуй, дельфины вызывают у менябольший интерес.