Синее пламя - Алексей Пехов

Мильвио взвалил потерявшего сознание акробата на плечи.

Место, присмотренное ими, оказалось рядом с ручьем, все дно которого было в ярко-голубых круглых камушках. Вода прыгала по ним, петляла и то и дело ныряла под торчащие из земли древесные корни.

Шерон поспешно раскатала одеяло акробата.

– Девочка, займись костром. И сделай ему отвар. Кидай все лепестки, что остались.

– Ты уверена? Их еще на несколько заварок.

– Мне нужно эффективное лекарство, а не водица. Или мы его сейчас поднимем, или…

Она не закончила и начала снимать с Тэо куртку, буркнув Мильвио:

– Помоги мне.

За курткой последовала рубашка, и южанин, увидев то, что было на спине, плече и предплечье Пружины, негромко присвистнул.

– То есть воплей «спасайтесь!» можно не ждать? – бросила на него взгляд Лавиани. – Или ты просто не знаешь, что это такое?

– Этичеттаре иль латрэ. Знак той стороны. Водоворот тьмы. Я видел подобный в книгах. Кто ему его нарисовал?

– Нарисовал? Если бы все было так просто, то художника можно было поймать и оторвать, к шаутту, его проклятые руки. К сожалению, перед тобой не татуировка. – Лавиани вытащила из маленькой поясной сумки склянку, вылила ее прямо на изуродованную кожу Тэо, ощутив пряный, едкий запах трав. – Знаешь, что говорят о людях, у кого такая метка?

– Их называют пустыми. Болезнь съедает человека изнутри и если не убивает, то превращает в чудовище. Так говорят легенды.

– Ну так познакомься с живой легендой. Пока еще живой.

Язык Единого королевства теперь, после Катаклизма, все чаще называют старым наречием. Новым всеобщим диалектом стал даворский. Теперь на нем говорят многие. А прежнее забывается с каждым поколением. Пройдет пятьсот лет, и знать его будут лишь единицы. Ученые, поэты, любопытствующие дураки. Красивейшая речь, которой нас учили эйвы, забудется. Не это ли самая большая печаль нашего мира?

Мастер Нил Эрвейс, придворный историк герцога Савьята. 150 год со времен Катаклизма

Мерени не впечатлил Сегу́ ни издали, ни вблизи. Город, расположенный на ветреной равнине, напоминал угрюмого медведя. Серо-бурый, приземистый и совершенно невыразительный.

По красоте ему было далеко до южных столиц. Уж точно не Риона, Вьено или Пубир. Первое поселение появилось здесь уже после Катаклизма, когда бегущие от огня и воды люди Запада основали на обширных травяных пространствах новый город. Поэтому в нем нельзя встретить никаких осколков прошлой эпохи, говорящих о величии поколений, живших во время Единого королевства. Дворец герцога, если смотреть на Мерени с холма, единственного на пять десятков лиг вокруг, ничем особым не выделялся среди других построек. Такая же унылая крепость, как и сотни опорных пунктов, раскиданных по бескрайнему востоку континента.

Над городом висел сизый дым, рождавшийся из множества каминных труб домов и постоялых дворов. Шел бесконечный дождь, превративший землю и дороги в рыхлую грязь и сделавший столицу Накуна еще более унылой, чем она обычно была.

Сегу, родившегося в Кулии – таком же захудалом герцогстве, как это, – обстановка совершенно не удивляла, но вот Шрев, южанин до мозга костей, смотрел на все, что его окружало, с плохо скрываемым презрением.

Стены и опорные башни оказались невысокими – сложенные из грубого, серого, плохо обтесанного камня, они выглядели более жалко, чем издали. Хуже, наверное, были лишь города Летоса, но, слава Шестерым, так далеко Сегу никогда не забирался.

Сейчас испачканными в грязи стали не только его сапоги, но и штаны до середины колен. Он шел по глубоким лужам, кипящим от падающей с неба воды, завернувшись в плащ, не обращая внимания на то, что рано поседевшие волосы и борода вымокли и холод пробирает до костей.

Улицы были пусты, запутанны и грязны, словно мысли извращенца с самого дна Пубира. В Мерени тоже существовало дно. Район рядом со старой бойней, куда старались не заходить, – кварталы негласно принадлежали людям Ночного Клана, и они не жаловали чужаков.

И, несмотря на отсутствие людей вокруг, Сегу ничуть не сомневался, что за ним наблюдают внимательные глаза. Оценивают, насколько он опасен или беззащитен и какой клок шерсти можно состричь с этой овцы. В Мерени, в отличие от дна Пубира, его никто не знал, поэтому прогулка выходила немного забавной.

Обычно Сегу стриг овец. Точнее, резал их. Даже если те пребывали в обличье волков и из-за собственной глупости перешли дорогу Боргу.

Он обернулся и увидел, что двое каких-то забулдыг в низко надвинутых на глаза широкополых шляпах, с полей которых стекала вода, следуют за ним. Они не спешили нагнать Сегу, а потому ему до них не было никакого дела. Пока его просто сопровождали и следили, чтобы он не свернул не туда.

Перед бойней раскинулся пустырь, который, как и вся эта часть города, превратился в грязевое болото. Под навесом слева стоял старый ослик, укрытый попоной, чуть дальше, возле сарая, лицом вниз валялся какой-то пьянчуга. Его совершенно не беспокоила непогода, и Сегу подумал, что, возможно, этот тип уже отправился на ту сторону, захлебнувшись в жиже.

Ворота при входе оказались распахнуты, и незваный гость, никем не остановленный, прошел в прямоугольный двор, где разворачивалась красочная погоня за визжащей свиньей. Огромная туша, как видно сбежавшая из-под ножа мясника, вовсе не горела желанием превращаться в окорок, грудинку и бекон. Свинка носилась по лужам, надсадно вопя. Попытки двоих бугаев поймать ее закончились грязевой ванной, злостью и отборными ругательствами.

– Держи ее! Держи! – крикнул один из них Сегу, но тот разумно посторонился, пропуская животное, которое по весу было вдвое больше его. Оно, прибавив прыти, ломанулось прямо к воротам.

Сопровождавшие Сегу парни в широкополых шляпах тоже отскочили в стороны, но один из них поскользнулся и шлепнулся задницей в то, что в Мерени явно считали своим самым большим достоянием, – грязь и навоз.

Погоня пробежала мимо, и никто даже не задал незнакомцу ни одного вопроса. Словно присутствие здесь чужака дело само собой разумеющееся.

Внутри бойни пахло не так, как в богатых кварталах Пубира. Кровь, свежая плоть, не слишком свежие потроха, застарелое отсыревшее сено, навоз и грязь.

Снова грязь.

Сегу подумал, что отмываться от нее теперь предстоит целую неделю. Он восславит тот день, когда Шрев закончит все свои дела и отправится на юг. Подальше от слякоти и мерзкой погоды северян.

Несмотря на середину дня, в помещении тускло горели фонари, висящие на массивных деревянных опорах, удерживающих крышу.

Чуть дальше, от поперечной балки спускалась цепь с крюком, на котором висела половина свиной туши. Вторая половина лежала на дубовом столе, и костлявый мясник в кожаном фартуке, вооружившись пилой, отделял голяшку от окорока.