Я люблю тебя НАВСЕГДА - Вета Маркова

находился Генрих, три раза в год приезжал Марк. Ромка рос, Глебушка во всем помогал маме. Все было хорошо, но…

Но Даша интуитивно готовилась к худшему. Почему? Даже себе Даша объяснить не могла. Было предчувствие. Бабушка ей всегда говорила, что предчувствие — язык ангела, который не следует игнорировать. Вот она и прислушивалась к своим догадкам, обращала внимание на свою интуицию, не прогоняла случайные мысли, озарения или идеи. Уважала эти подсказки, искала в них лучший совет.

Из дневника:

«Появилось какое-то новое чувство тревоги. Даже объяснить и описать не смогу…

Душа болит… Прямо на части разрывается… Что-то такое гложет, но, что именно — не понятно… Просто какая-то странная боль вперемешку с холодом, пустотой и тоской…

Могильный холод, пустота и одиночество вокруг…

Уже несколько раз просыпалась от этого леденящего душу страха…»

И предчувствие ее не обмануло, не подвело. Рушиться все начало постепенно.

Летом в Екатеринбург переехали Наташка с Андреем. У них дочка поступила в университет, и ребята решили переехать к ней. Притом это был родной город Наташки, и она мечтала туда вернуться, но Андрей раньше не соглашался, а сейчас предложил сам. Так Дашка лишилась лучшей подруги, от которой у нее не было секрета.

Осенью не стало сначала соседок бабушки Мани, а затем и самой бабушки Маши, они ушли одна за другой. Дарья к бабушке так привыкла за эти годы, считала ее своей родной бабушкой. Постоянно бегала к ней в гости уже живя в квартире. Последний вздох тоже приняла, сидя у больничной койки.

Через пару месяцев слегла Лия. Борис Яковлевич сразу сдал. Дашке казалось, что у них одна жизнь на двоих и друг без друга они не смогут. Лию положили в больницу, обследовали, но диагноз был неутешительным. Онкология, четвертая стадия. После курса химиотерапии Лие Марковне стало лучше. Ее выписали домой, но все знали, что это ненадолго.

Генрих

Наступил новый год. Генрих уговорил Дашку сходить в ресторан.

— Дашка, пошли. Тебе нужно отдохнуть и развеяться. Притом, когда ты еще себе это сможешь позволить? Сейчас мальчишки под присмотром мамы. Это же вообще шикарно.

Он и раньше приглашал ее в ресторан, но Даша всегда говорила, что не может оставить детей одних, какой это отдых, если мозг постоянно в напряжении.

Сегодня Даша согласилась. Хватит, уже прошло больше трех лет, как уехал Герман. Сколько можно…

Новый год встретили у Бориса Яковлевича и Лии Марковны. Мамуля с мальчишками осталась ночевать у них. Даша обещала их забрать на следующий день, когда проснется после ресторана.

Это был их первый выход с Генрихом в свет городского общества, которое она покинула, как только из ее жизни исчез Герман, хотя она продолжала общаться со всеми их общими знакомыми. Отношения с ними у нее не особо изменились, но к себе близко она никого не подпускала. Просто знакомые и точка.

Музыка и хорошее вино помогли Даше расслабиться. Она танцевала с Генри и даже начала отвечать на его улыбки улыбкой, но все это очень сдержанно и аккуратно, ничто в ее поведении ничего ему не обещало. Но, Генрих не торопил события, он учился ждать. С ней он учился ждать, будь на Дашкином месте другая, давно бы была в постели с ним. Обычно он был нетерпелив и требователен.

После ресторана, уже под утро, Генрих проводил Дашу домой. В прихожей он поймал ее руку и привлек к себе.

— Дашка, будь моей. Женой. Любовницей. Кем скажешь… Только будь моей… Не могу больше без тебя… — тихо, но властно, прошептал он.

Он почувствовал, как сразу изменилась Дарья, как замерла, боясь пошевелиться.

— Могу быть только подругой или сестренкой, извини, — прошептала она в ответ.

Она стояла, прижавшись спиной к стене, боясь пошевелиться и поднять на него глаза. Нет, она не боялась Генриха. Она боялась себя. За эти три года она не смогла забыть Германа, не смогла отпустить его образ из своего сердца. Она мысленно часто разговаривала с ним. А Генрих так напоминал брата, особенно в полумраке прихожей. Он не разрешил включить верхний свет.

Даша, разговаривая с Генрихом, очень боялась назвать его именем брата. Оно уже несколько раз слетала с ее уст… Это было позволительно в начале, но сейчас… По истечению столького времени и сделанного для нее и мальчишек Генрихом, это было недопустимо. Она это понимала. В разговоре она себя контролировала, а в постели контролировать не сможет. Она это знала. Поэтому — нет.

Генрих стоял напротив ее, упираясь руками в стену над ее плечами. Он не прикасался к ней столько времени, но дальше выдержать этого не мог. Генрих наклонился и попытался поймать ее губы своими губами.

Дашка не шелохнулась, не отвернула голову, но и не поцеловала в ответ. Она хотела и боялась этого одновременно. Она просто разрешила Генриху дотронуться до себя губами. Он это понял. Ему этого было недостаточно. Он прорычал и с силой впечатал в стену кулак, так, что содрогнулась вся стена. Но эта хрупкая и беззащитная женщина не шелохнулась.

— Извини, Генри, не могу, — тихо прошептала Даша и беззвучно заплакала.

Ее слезы он увидел впервые с того вечера, когда узнал, что она беременна. Эта сильная женщина снова стала слабой и беззащитной, он снова бережной прижал ее к себе.

— Тише, Дашенька, тише. Извини. Нет, так нет. Но я не перестану любить тебя.

Он сказал это тихо и спокойно, но Дашка услышала в его голосе обреченность.

Через несколько дней Даша попыталась вернуться к этому разговору, но Генрих ее остановил:

— Ничего не нужно объяснять, Даш. Я все понял. Друзья, так друзья. Но любить тебя, ты мне запретить не сможешь. Это не в твоей власти и даже не в моей.

И снова все осталось как прежде, он приезжал на выходные, помогал с детьми, продолжал заботиться о них.

В марте он снова попытался вернуться к этой теме. Они сидели на диване. Мальчишки уже спали. Генрих не ушел к себе. Он иногда оставался ночевать у нее в квартире, здесь на диване.

Фильм закончился, Дашка достала комплект постельного белья для Генри.

— Дальше сам или мне помочь?

— Помочь…

Он разобрал диван, она помогла управиться с наволочкой и уже хотела уйти к себе, как Генри преградил ей путь.

— Дашка, услышь меня… Не могу без тебя… Я не знаю, как мой старший брат справлялся со своими тараканами. Я так не умею. Я …

Он настойчиво поцеловал ее, не смотря на ее слабое сопротивление. Прижал