Когда вернется папа… История одного предательства - Тони Магуайр

Помнила ли она, находясь в своем полусумеречном мире, кем была когда-то? — спрашивала себя Антуанетта. И надеялась, что нет.

Находясь здесь, невозможно поверить, что когда-нибудь вернешься к нормальной жизни, думала она. Потом ей вспомнились слова старшей медсестры: «В этом месте мы слышали столько печальных историй… но я надеюсь, что твоем случае лечение будет успешным и ты выздоровеешь».

Антуанетта посмотрела в окно, где была видна лишь маленькая полоска неба. Мир за стенами казался далеким и нереальным.

Но ведь все печальные истории начинаются именно там.

Завтрак обычно проходил в палате, а на обед и ужин всех водили в огромную столовую, где на столах стояли тарелки с тяжелой и однообразной пищей. Антуанетта терпеть не могла этих походов в столовую в сопровождении персонала. Там она и другие обитатели закрытой части госпиталя были отделены от остальных пациентов. Так как она находилась среди группы пациентов в изолированной части столовой, на нее смотрели как на одну из самых тяжелых больных в госпитале, и дважды в день Антуанетте приходилось сталкиваться с реакцией остальных пациентов на нее и обитателей ее палаты.

Она знала, что привлекает к себе взгляды, когда шагала вместе с остальными по длинным коридорам. Единственная, не носившая униформы, она высоко держала голову и не обращала ни на кого внимания. Антуанетта шла впереди, сбоку от одной из медсестер, и ее шаги звонко звучали, выделяясь на фоне шаркающей походки остальных пациенток.

«Наверное, пациенты из других палат думают, что я очень опасна», — придумывала Антуанетта, и ей это казалось забавным.

Однажды за ней послала старшая медсестра. Антуанетта гадала, что та собирается ей сказать. Может, ее хотят заставить носить униформу, как всех остальных? Но Антуанетте казалось, что сестра правильно поняла ее вызов: это было неприятие той категории, к которой ее приписывали.

Когда Антуанетта вошла в ее кабинет, сестра сказала без всякой преамбулы:

— Ну, Антуанетта, я думаю, что хорошо бы тебе немного поработать, пока ты здесь. Но так как ты находишься в закрытой палате, у нас ограничен выбор мест, куда мы можем тебя направить. В одной из палат не хватает персонала, так как одна из сестер уволилась. Тебе хотелось бы поработать там в дневное время? — Прежде чем Антуанетта успела задать какие-либо вопросы, сестра внесла соблазнительное дополнение, перед которым, она знала, Антуанетте не устоять: — Ты сможешь есть с медсестрами в столовой. Что скажешь?

Антуанетта так обрадовалась, что будет занята делом и ей не придется больше терпеть изоляцию в столовой во время еды, что даже не стала спрашивать, в какую палату ее направят, а старшая сестра разумно умолчала об этом. Все, о чем Антуанетта думала в этот момент, — что кончились эти ненавистные походы в столовую, а также она мечтала о привилегии пить чай с персоналом в перерывах между работой. Наконец-то она снова сможет выпить хорошего чаю вместо той мутной жидкости, что часами стояла на плите, да еще с печеньем и в новой приятной компании.

— Да, я согласна, — не раздумывая, ответила Антуанетта.

— Хорошо. — Сестра улыбнулась. — Ты можешь начать с завтрашнего дня.

Вечером, лежа в кровати, Антуанетта думала о том, какую работу ей дадут завтра. Ей только сказали, что она должна будет помогать медсестрам заправлять постели и убирать в комнате.

«Не думаю, что это будет слишком трудно, — сказала она самой себе. — Ведь наша палата считается худшей из всех. Поэтому там не может быть хуже, чем здесь».

На следующее утро Антуанетта узнала, на что она согласилась.

Она едва успела закончить свой завтрак, как пришла медсестра и коротко сказала:

— Пойдем со мной.

Антуанетта послушно последовала за сестрой, и вскоре они повернули в ту часть госпиталя, где раньше ей никогда не приходилось бывать. В эти утренние часы здесь было очень тихо. Только после завтрака, когда посуда была убрана, появлялась целая армия женщин-пациенток, которые мыли коридоры.

Они остановились у запертой двери. Когда медсестра вставила ключ в замок и открыла дверь, их оглушил невероятный шум. От пронзительного многоголосья звуков, казалось, сотрясаются стены. В нем слышались повторяющиеся бормотания, визги, которые, усиливаясь, звенели в ушах, крики и бессмысленные слова. Антуанетта пошатнулась от неожиданности, и медсестра крепко схватила ее за руку, но этот жест означал скорее поддержку, чем просьбу остановиться.

Как только ее уши привыкли к крикам, раздающимся из палаты, Антуанетта почувствовала острый неприятный запах, который был таким сильным, что у нее защипало в глазах. Она старалась сдержать тошноту, когда ей в нос ударил тяжелый дух пота, экскрементов и мочи, и почувствовала, что от этой комбинированной атаки на ее органы чувств у нее подгибаются колени.

Антуанетта вошла внутрь, ожидая увидеть детские ясли. Но в комнате вместо маленьких детей находились очень старые люди, на самом склоне лет, у которых был ум младенцев. В палате стояли ровные ряды металлических кроватей с поднятыми стальными стенками по бокам, чтобы их обитатели не выпрыгнули или не упали. Антуанетта поняла, что некоторые нечеловеческие звуки исходили от металлических прутьев кроватей, которые трясли сухие, морщинистые руки. Пациентки визжали и выкрикивали непонятные слова, адресуя их вошедшим в комнату, обнажая при этом беззубые челюсти.

В этой палате находились состарившиеся пациентки госпиталя. Старухи в различных стадиях немощности сидели или лежали на кроватях. Слабый солнечный свет из окон освещал розовые головы, покрытые редкими белыми волосами. Ночные рубашки были задраны, открывая морщинистые ноги и подгузники, обернутые вокруг высохших ягодиц.

Некоторые из этих слабоумных старух полностью превратились в младенцев, вернувшись назад в детство. Антуанетта с ужасом смотрела, как одна их них рассматривает содержимое своего подгузника и размазывает его костлявыми пальцами по простыням. Большинство остальных, истощенных и морщинистых, скрючившись лежали на кроватях, выкрикивая беззубыми ртами похабные ругательства и глядя на вошедших с диким, безумным выражением на лицах.

Почти все пациентки этой палаты провели в госпитале большую часть своей взрослой жизни, их годами кормили успокоительными таблетками и пропускали сквозь их мозг электрические разряды. Теперь они заканчивали свою жизнь в этой комнате, но отнюдь не спокойно.

Впервые Антуанетта увидела, что происходит с теми, кто остается в госпитале навсегда. Ей никогда не приходило в голову задаться вопросом, почему за все время пребывания в клинике она ни разу не видела стариков, ни в своем отделении, ни среди пациентов из других палат. Сейчас она получила ответ на вопрос, который никогда не задавала себе. Она содрогнулась, частично от отвращения, частично от осознания, что ее могло ждать такое будущее.

Здесь уже совсем не осталось никаких признаков человеческого достоинства.