Пир стервятников - Джордж Мартин

— Мои кузены подчиняются мне, и в случае войны мне надлежит командовать их мечами и парусами. Но вече… На костях Нагги все капитаны равны. Некоторые, я не сомневаюсь, выкрикнут твое имя, но их будет недостаточно. А когда начнут кричать Виктариона или Вороньего Глаза, многие из тех, что сейчас пьют в моем чертоге, примкнут к остальным. Снова говорю тебе: не надо править навстречу шторму. Надежды победить у тебя нет.

— Надежда есть всегда, пока битва не проиграна. Из всех претендентов я самая лучшая. Я плоть от плоти короля Бейлона.

— Ты упрямый ребенок, вот ты кто. Подумай о своей бедной матери. Ты все, что у Ланни осталось в жизни. Я сожгу «Черный ветер», если понадобится, лишь бы удержать тебя здесь.

— Как? Ты хочешь, чтобы я вплавь добиралась до Старого Вика?

— Тебе долго придется плыть по холодному морю за короной, которую ты все равно не удержишь. У твоего отца отваги было больше, чем здравого смысла. Старый закон хорошо служил нам, пока мы были маленьким королевством среди многих других, но завоевание Эйегона положило всему конец. Бейлон отказывался видеть то, что было у него перед глазами. Старый закон умер вместе с Черным Харреном и его сыновьями.

— Да, знаю. — Аша любила отца, но не обманывалась на его счет. Бейлон и впрямь был слеп кое в чем. Храбрый воин, но плохой лорд. — Но это еще не значит, что мы должны жить и умирать, как рабы Железного Трона. Если по правому борту скалы, а с левого идет шторм, мудрый капитан выберет третий путь.

— Что же это за путь? Назови мне его.

— И назову… на своем королевском вече. Как можешь ты думать остаться в стороне от него? Ведь это живая история…

— Предпочитаю мертвую. Мертвая история пишется чернилами, живая же — кровью.

— Хочешь умереть старым в своей постели, как трус?

— Именно. И не ранее того дня, когда не смогу больше читать. — Лорд Родрик подошел к окну. — Ты не спрашиваешь меня о своей леди-матери.

Не спрашиваю потому, что боюсь, подумала Аша, а вслух сказала:

— Прости. Как она?

— Лучше. Того гляди переживет нас с тобой. Тебя-то уж верно, если будешь упорствовать в своем безумии. Она стала есть больше, чем после приезда сюда, и часто спит, не просыпаясь, всю ночь.

— Это хорошо. — На Пайке леди Аланнис последнее время совсем не спала. Она бродила по замку со свечкой и искала своих сыновей. «Марон! — пронзительно вскрикивала она. — Родрик! Где вы? Теон, мальчик мой, иди к маме!» Она босая переходила по висячему дощатому мосту в Морскую башню, а поутру мейстер вынимал занозы из ее стоп. — Я повидаюсь с ней утром.

— Она спросит тебя о Теоне. Принц Винтерфелла…

— Ты уже говорил ей что-нибудь?

— Нет — что я мог сказать? — Дядя замялся. — Ты уверена, что его нет в живых?

— Я ни в чем не уверена.

— Ты не нашла тела?

— Мы нашли части многих тел. До нас там побывали волки… настоящие, на четырех ногах, но своей двуногой родне они уважения не выказали. Кости убитых раскиданы и сильно изгрызены. Трудно разобраться, что там произошло. Похоже, что северяне передрались между собой.

— Стервятники дерутся над мертвым телом и убивают друг друга из-за глаз мертвеца. — Лорд Родрик смотрел, как лунный свет играет на волнах. — У нас был один король, потом стало пятеро. Ныне все, кого я вижу, превратились в стервятников, дерущихся над трупом Вестероса. — Лорд закрыл ставни. — Не ходи на Старый Вик, Аша. Останься с матерью. Боюсь, она недолго пробудет с нами.

— Мать растила меня смелой. Если не пойду, то весь остаток жизни буду думать, что было бы, если б я решила иначе.

— А если пойдешь, твоей жизни не хватит и на то, чтоб задуматься.

— Лучше уж так, чем до конца дней жаловаться, что Морской Трон был по праву моим. Я не Гвинесса.

Дядя поморщился от ее слов.

— Аша, двое моих сыновей кормят крабов у Светлого острова. Снова я вряд ли женюсь. Останься, и я сделаю тебя наследницей Десяти Башен. Удовольствуйся этим.

— Десять Башен? — Если б она только могла… — Твоим кузенам это не придется по вкусу. Рыцарю, старому Зигфриду, горбуну Гото…

— У них есть свои поместья.

Верно. У Зигфрида Сребровласого — сырой, насквозь прогнивший Старый Замок, Сверкающая Башня горбатого Гото стоит на скале над западным берегом, рыцарь, сир Харрас, владеет Каменным Садом, Бормунд Синий правит на Ведьмином Холме, и все они подданные лорда Родрика.

— У Бормунда три сына, у Зигфрида — внуки, у Гото — непомерное честолюбие. Все они надеются наследовать тебе, даже Зигфрид — он думает, что будет жить вечно.

— Лордом Харло после меня станет рыцарь, но он преотлично может повелевать островом из своего Каменного Сада. Присягни ему на верность, и он будет тебя защищать.

— Я сама способна себя защитить. Я кракен, дядя, я Аша из дома Грейджоев. — Она поднялась на ноги. — Я хочу занять отцовское место, а не твое. Твои серпы уж очень страшны — один может упасть и отрезать мне голову. Предпочитаю сидеть на Морском Троне.

— Тогда ты тоже стервятница, с криком летящая на добычу. — Лорд Родрик снова уселся за стол. — Ступай и оставь меня с архимейстером Марвином.

— Если прочтешь, что он нашел еще какую-то редкость, скажи мне. — Дядя есть дядя, его уже не переделать. Но на Старом Вике он будет, несмотря на все свои отговорки.

Ее команда, должно быть, уже села ужинать в большом чертоге. Надо пойти к ним, поговорить о собрании на Старом Вике, о том, чего им ждать от него. Ее люди пойдут за ней как один, однако ей нужны не только они, но и Харло, и Стонтри, и Вольмарки. Вот кого ей придется завоевать. Победа в Темнолесье сослужит ей хорошую службу, когда дружина начнет хвастать ею — а хвастать они непременно будут. Люди с «Черного ветра» отчаянно гордятся подвигами своего капитана. Половина из них любит ее как дочь, другая половина мечтает с ней переспать, но те и другие с готовностью умрут за нее. А я — за них, думала Аша, выходя через узкую дверцу башни на лунный двор.

— Аша? — От стены отделилась тень.

Она взялась за кинжал — но тень при луне сделалась человеком в плаще из нерпы. Еще один призрак.

— Трис. Я думала, ты в чертоге.

— Захотел посмотреть на тебя.

— Ну что ж, вот она я. Совсем взрослая, как видишь. Любуйся.

— Да, взрослая. — Он подошел ближе. — И красивая.

Тристифер Ботли пополнел с их последней встречи, но волосы у него остались все такими же непослушными, а глаза — большими и доверчивыми, как у тюленя. Нежными. В этом вся беда бедного Тристифера — слишком он нежен для Железных островов. Он стал совсем хорош, войдя в возраст, — в отрочестве его прыщи портили. И Ашу тоже. Это их, возможно, и сблизило.

— Кончина твоего отца меня опечалила, — сказала она.