Загадка старого альбома - Наталья Калинина

И только после этого Варя вдруг поняла, что равнина ей привиделась, а находится она в больнице, потому что в лаборатории произошел взрыв.

День вообще не задался с самого утра: она где-то потеряла пропуск, чего с ней никогда не случалось. А потом взорвалась эта несчастная колба, и осколки стекла повредили ей глаза и лицо.

Илья... Он, наверное, смертельно напуган. У нее что-то с разумом приключилось в тот момент, когда ее спросили, кому позвонить первым делом, и она ответила: «Илье». Несусветная глупость! Надо было звонить маме, чтобы она уже сама позвонила Илюшке, или приехала, все объяснила – ровным и спокойным голосом. Мама всегда умела все хорошо объяснять, успокаивать. Это она, Варвара, рубила сплеча.

Илья, конечно, считает себя взрослым и самостоятельным и наверняка обиделся бы на нее, если бы позвонили первым не ему. Но он все же мальчишка, семилетний ребенок, который еще недавно боялся темноты. Сейчас он смертельно напуган. Ведь Варя для него – все, тот человек, за которого он «ответственен». Ее мальчик, смешно хмуря брови, что должно было выражать высшую степень серьезности, всегда говорил, что он – в ответственности за Варю, как единственный мужчина в доме. Он даже научился готовить яичницу из трех яиц, так, чтобы желтки оставались жидкими, не разливались, образуя аккуратные «солнышки». К яичнице полагался черный хлеб и разрезанный на дольки помидор. Так любила Варя, и по возвращении домой ее всегда ожидал такой нехитрый, но вкусный ужин, приготовленный ее заботливым семилетним мужчиной.

Естественно, когда ее спросили, кому позвонить, она, не задумываясь, брякнула: «Илье!» И сейчас кусала губы, думая о том, как напуган ее мальчик.

Думая о своем Илье, она не могла не вспомнить и о другом, тридцатилетнем, но все еще не попрощавшимся с мальчишеством. С каким увлечением Илья Шахов бросился на разгадывание «загадки» и как разозлился, когда Варвара попыталась дать явлению научное объяснение! Ох ты ж боже ты мой...

Бог мой, только Ты знаешь, сколько усилий стоило выдержать ровный, равнодушный тон, когда в лаборатории ее пригласили к телефону и в трубке она услышала голос, который так часто снился ей ночами. Сердце билось где-то у горла, и Варе с великим усилием удавалось сдерживать свой голос, чтобы он не прерывался, не дрожал. И как волновалась она с утра в тот день, когда к ней на работу должен был приехать Илья-взрослый! Руки тряслись, будто у алкоголика, она что-то без конца просыпала, проливала, разбила колбу и две пробирки, а под конец запорола опыт. К вечеру Варя злилась уже не только на себя, но и на Илью – виновника своих волнений. И от души пожелала, чтобы оказалось, что за эти годы он изменился до неузнаваемости. Чтобы у него были залысины или проплешины, чтобы он неприлично растолстел и отрастил «пивное» брюшко, чтобы его лицо обрюзгло, чтобы он явился сюда небритым (впрочем, трехдневная щетина когда-то Илье очень шла! Варя вспомнила об этом и «отменила» желание насчет небритости), чтобы одет он был в какую-нибудь замызганную робу, в идеале – в треники с вытянутыми коленками и бесформенный свитер с вылезшими петлями. Чтобы... А при встрече оказалось, что он такой же привлекательный, как и раньше, даже более, потому что время пошло Илье на пользу. Усмешка и незабываемый прищур карих глаз, растрепанные волосы... Варя даже уловила запах ветра, исходящий от него. Запах ветра, свободы, романтики, приключений, жарких ночей. Парень-ветер, парень-ураган, парень-смерч, парень – морской бриз, в зависимости от ситуации.

Иногда ей начинало казаться, что время пошло вспять, стремительно отсчитывая годы назад, пока не вернулось в последний год их студенчества, год их бурного романа. Это же надо было такому случиться, что на пятом курсе Варвара Холодова так жарко влюбилась! Именно в самый ответственный момент, когда маячило место в аспирантуре и нужно было достойно выполнить дипломную работу. А потом предполагалась кандидатская, докторская... Холодный расчет, свежие мысли, твердые планы, открытое, как ладонь, будущее. Все так ясно представлялось ей, пока в ее жизни не появился Илья. Конечно, в течение четырех лет они неоднократно сталкивались в стенах университета, хоть ни одной «пересекающейся» дисциплины у них не было, они даже занимались на разных этажах. Но холл, столовая, первый этаж с лекционными аудиториями оставались общими. Варя, встречая Илью в институтских коридорах, иногда отмечала про себя, что «парень ничего, симпатичный», но никогда не думала о нем с женским интересом, более того, Илья ее раздражал. Он всегда находился в окружении девиц и шумных ребят. Ему нравилось быть в центре, тогда как Варе подобное казалось простым выпендрежем. Химики и географы были людьми из разных миров, с противоположным пониманием размеров жизненного пространства. Пространство химиков было компактным, закрытым и умещалось в маленькие лаборатории, тесно набитые реактивами и приборами, а географы избрали для себя просторы долин, высоту гор, безбрежность морей и океанов. Два разных, противоположных мира.

Как же получилось, что они с Ильей стали встречаться, Варя до сих пор не могла понять. То, что они теперь вместе, получилось так органично, словно соединились наконец-то две половины одного яблока или щелкнул замок, поддаваясь единственному подходящему ключу. Роман между ними закрутился стремительно и так же живо набирал обороты.

Майские, включая День Победы, они провели вместе, как, впрочем, и все другие праздники в том году. Ездили на Поклонную гору смотреть салют, затем еще долго бродили по ночной Москве, пили кофе в одном из круглосуточных кафе, затем поймали частника и поехали к Илье. А утром Варе стало плохо. «Варьк, ты случайно не беременна?» – забеспокоился Илья. И, прежде чем девушка успела что-либо ответить, добавил: «Нам сейчас ребенок, сама понимаешь, ни к чему. Ты в аспирантуру надумала поступать, мне тоже надо вставать на ноги...» Варя, чье настроение мгновенно скисло, как выставленное на солнце в жаркий день молоко, с деланой уверенностью в голосе ответила, что виной всему не беременность, а съеденный хот-дог. Илья, похоже, поверил. Но через день спросил, как она себя чувствует, точно не беременна? И добавил, что, если окажется, что она в положении, нужно будет срочно принимать меры. Слово «меры» Илья не расшифровал, но Варя и так поняла, что речь шла об аборте. «Нет-нет, что ты! – заверила она его по телефону. – Чувствую я себя прекрасно! Говорила же, что отравилась хот-догом...» Голос звучал так бодро и уверенно, что Илья и не усомнился в том, что Варя говорит правду. По ее же щекам в тот момент текли слезы, а на столике перед ней лежал тест с двумя полосками.

Два дня спустя состоялся суровый семейный совет. Варя была из семьи с консервативными взглядами. Еще раньше из-за романа с Ильей у нее с отцом стали возникать конфликты. Варя, всегда послушная дочь, бросалась на защиту любимого. Отец, который души не чаял в дочери, но держал ее в строгости, кричал, что она чуть ли не потаскуха. Варя хлопала дверью и уходила из дома. Отец – трезвенник и язвенник – глушил коньяк рюмками. Мать чувствовала себя одиноким безоружным миротворцем, выставленным на поле боя под снаряды обоих враждующих сторон. Взять чью-то сторону – мужа либо дочери – она не могла, потому что «обиженный» обязательно развернул бы глобальную войну против нее.