Яблоневый дворик - Луиза Даути

решился. Я подумала о его студентках. Не угрожает ли опасность им? Да нет, вряд ли. В наши дни скрыть сексуальное домогательство трудно, а наказывают за него сурово. Он не дурак. И вообще, скорее всего, главное для него — унизить женщину, которая считает, что превосходит его в профессиональном отношении. Эта мысль осенила меня, когда я сидела за рабочим столом. Действительно, как ученый он мне в подметки не годился и не мог этого не понимать. Ладно, если я еще немного потерплю, он сдастся и потеряет ко мне интерес. Для него это игра. Если я не стану реагировать, а буду жить обычной жизнью, он махнет рукой. Его выходки не отличались изобретательностью, а насчет некоторых (в частности, взлома моего почтового ящика) я даже сомневалась в его причастности.

* * *

Потом наступило то воскресенье. Гай был на конференции в Нортгемптоне, откуда позвонил и сказал, что приедет рано. Я решила сходить в магазин деликатесов, который по воскресеньям работал до четырех, и купить чего-нибудь вкусненького, например маслин, анчоусов в масле и неоправданно дорогой фокаччи. Мне хотелось порадовать мужа. За выходные я по нему соскучилась. В тот день я не испытывала особой тревоги или нервозности. Мне казалось, что я в норме.

Все могло сложиться иначе, если бы Гай не позвонил, а я не пошла бы в магазин. Именно на обратном пути я увидела его, хотя он меня не заметил. Я уже сворачивала на нашу улицу. Начал накрапывать мелкий сентябрьский дождик. С утра светило солнце, но в воздухе уже ощущалось дыхание осени. Метеорологи на следующей неделе сулили бабье лето; по их прогнозам, октябрь обещал быть теплым и ясным, но в то воскресенье в это слабо верилось. Я поставила сумку на землю и подняла капюшон плаща. И, едва подняв голову, примерно в ста метрах впереди увидела Джорджа Крэддока. Он приближался к нашему дому. Желудок у меня перевернулся от страха, потом еще раз и еще — только так я и могу описать, что почувствовала. Тем временем он дошел до нашего дома и замедлил шаг, хотя не остановился.

Немедленно развернувшись, я быстро пошла в обратную сторону. Что он собирается делать, когда достигнет конца переулка? Обойдет квартал по кругу или вернется той же дорогой? Если первое, то я успею выйти на главную улицу. Если же он развернется прямо сейчас, то увидит, как я поспешно удаляюсь.

Я шла очень быстро, но не бежала. Выбравшись на главную улицу, направилась прямиком к станции, миновала широкий и высокий вестибюль, провела транспортной картой по сканеру, проскочила через турникет и вышла на платформу. Сумка колотила меня по бедру, в руке раскачивался пакет с покупками, но я не обращала на это внимания. Поезд на линии Пикадилли стоял с открытыми дверями. Поездка до центра по синей Пикадилли-лайн занимает больше времени, чем по малиновой Метрополитен-лайн, поэтому обычно я предпочитаю последнюю с пересадкой на Кингс-Кросс, но сейчас меня устраивала и синяя ветка. Не успела я зайти в вагон, как прогудел сигнал и двери закрылись. Поезд тронулся, я огляделась по сторонам: не проследил ли он меня до метро. Но его нигде не было видно. Я доехала до Грин-парка. Вышла на улицу и, уже не думая о том, что делаю, расстегнула карман, где все это время носила, как талисман, тот телефон, что когда-то дал мне ты. Я включила его и набрала единственный хранившийся в его памяти номер.

К моему удивлению, раздались длинные гудки. Честно говоря, я думала, что в лучшем случае попаду на голосовую почту. Но ты по-прежнему держал аппарат включенным, и при мысли об этом у меня подпрыгнуло сердце. Я стояла в Грин-парке под высоким раскидистым деревом с тронутой первой желтизной листвой и ждала. Вскоре твой номер переключился на автоответчик. Я выслушала звуковой сигнал, глупо сказала: «Это я» — и отключилась.

С дерева на меня упало несколько капель, как минимум одна — на голую шею за воротником. Не выпуская из рук телефона я села на скамейку. Ты позвонил через двадцать минут. Как ни в чем не бывало.

— Привет, — сказала я.

— Привет, — ответил ты. — Что-то случилось?

Я была рада, что ты пропустил обязательную часть, всякие «Что новенького» и «Как прошло лето». Этого я уже не вынесла бы.

— Не знаю, — сказала я. — Кажется, да. Кажется, у меня проблема. Извини. Где ты?

— Вышел за сигаретами для брата жены, — пояснил ты. — По официальной версии. Я сочинял благовидный предлог отлучиться из дому, но тут, к счастью, выяснилось, что у шурина кончились сигареты. Плюс понадобилось молоко. Так что считай, что нам повезло — иначе пришлось бы ждать час, а то и два. А ты где?

— В Грин-парке.

— Работаешь сегодня?

— Нет, ходила в магазин. Уже шла домой, но кое-кого увидела. Я не могу вернуться.

Я рассказала тебе обо всем, что произошло в последнее время, строго придерживаясь фактов. Объяснять, какими для меня выдались эти месяцы, не потребовалось: ты и так все понимал. В былые времена меня взбесило бы твое молчание, но сейчас оно казалось несущественным. Сейчас я нуждалась в тебе, и ты был со мной. Я договорила, но ты по-прежнему молчал. После долгой паузы я услышала твой негромкий теплый голос:

— Как ты?

— Я справлюсь, — ответила я. — Чуть погодя позвоню Гаю. Сочиню что-нибудь, зачем я в городе, и встречу его на вокзале Сент-Панкрас. Домой поедем с ним вместе. — Я хмыкнула. — Собственно, что он такого сделал? Прошел мимо моего дома. Законом это не запрещается…

Ты не стал спрашивать, уверена ли я, что видела именно его, и за это я была тебе благодарна.

— И с парикмахерской то же самое. Она же на центральной улице… Там много народу ходит.

— Ну конечно, — пробурчал ты. — Где ты будешь завтра в первой половине дня?

— Не знаю, скорее всего, на работе. Не хочу идти, но и дома оставаться боюсь. Но буду на связи.

— О’кей, — сказал ты. — А теперь слушай. Вот что тебе надо сделать. Сейчас домой не возвращайся. Прогуляйся по магазинам или сходи в кино. Позвони, как собиралась мужу, встреться с ним на вокзале, только будь такой, как всегда, чтобы у него не возникло подозрений. Веди себя естественно. Сумеешь?

— О боже… — вздохнула я, глядя на небо. Вести себя естественно? А чем еще я занималась все последнее время?

— Ты сможешь. Ты сильнее, чем тебе кажется.

— Я знаю, знаю.

— Теперь дальше. Сможешь завтра отпроситься с работы? Сказать, что заболела? Я хочу,