Прости, прощай - Владимир Колычев

Филипп Михайлович оговорился, назвав Аринку своей дочерью, но его можно было понять – сильнейшее душевное волнение.

– Вильям просит меня вернуться? – ехидно усмехнулась Яна.

– Да.

– Через вас?

– Через меня.

– Всегда он просит через кого-то. Сам он не мог меня найти?

– Он очень переживает... А теперь я еще узнаю, что мой сын наркоман... Яна, если у тебя есть сердце, ты должна вернуться к нему. Мы должны вытащить его из болота...

– Нелегкая это работа – из болота тащить бегемота...

– Но мы должны с ней справиться. Ради нашей... ради нашей Аринки... У девочки должен быть отец.

Яна согласилась вернуться к Вильяму. И на пару с Филиппом Михайловичем взяла его в оборот. Да он и не упрямился. Осознал свою вину, покаялся и клятвенно пообещал больше не колоться. Но наотрез отказался пройти курс лечения. Сказал, что ему хватит собственной силы воли. Сказал, но Яна ему не поверила. И просчиталась. То ли была в нем сила, то ли наркотическая зависимость еще не совсем завладела им, но с наркотиками он завязал...

* * *

Борис Ельцин баллотировался в президенты на второй срок. «Голосуй или проиграешь...» Филипп Михайлович и рад был проголосовать за нынешнего президента, но проиграл он еще до того, как начались выборы. На второй срок баллотировался не только Ельцин, но и вся его придворная камарилья. И Филипп Михайлович стал жертвой жестокой подковерной игры. На свою беду он оказался на стыке интересов двух противоборствующих кланов, за что поплатился своей должностью в министерстве. Взамен ему ничего не предложили и спровадили на пенсию.

– Еще легко отделался, – стараясь казаться важным, но внутренне опустошенный и даже беспомощный говорил он.

Яна уже знала, что произошло, но пока лишь в общих чертах. Филипп Михайлович находился в ее кабинете – на правах хозяина, но сидел в кресле за приставным столом для совещаний.

– Могли бы и убить... Это у нас просто... Если у тебя есть валокордин, буду признателен...

Филипп Михайлович задыхался от нехватки воздуха. Что-то с сердцем. Яна и сама подумывала, что он нуждается в лекарстве.

Она нажала на клавишу звонка и вызвала к себе секретаршу с аптечкой. Проблем с сердцем у нее не было, но однажды в ее кабинете стало плохо важному подрядчику, с тех пор в приемной у секретарши хранилась большая аптечка.

Филипп Михайлович употребил валокордин и сунул под язык таблетку валидола.

– Сердце что-то шалить стало, – почувствовав облегчение, сказал он. – Устал я на этой чертовой работе, сил больше нет...

– Может, здесь поспокойней будет? – спросила Яна. – Вы президент компании, я вице...

– Тебя такой вариант устроит? – спросил свекор.

– Вполне. Фирма ваша, я всего лишь управляю ею...

– Моя фирма... Но управляешь ты ею здорово. Я даже не уверен, что смогу заменить тебя... Но если ты останешься при мне, тогда можно...

– Останусь... Это Никольцев ушел, а я никуда от вас не денусь...

Так и не смог Алексей Никольцев смириться с тем, что Яна взяла бразды правления в свои крепкие руки. Не смог смириться с тем, что в делах фирмы ей сопутствовал успех. Ничего не требуя, ничем не угрожая, тихонько написал заявление об уходе по собственному желанию и ушел, не дожидаясь решения... Но если он надеялся, что без него компания рухнет, то просчитался. Яна смогла выровнять покачнувшуюся с его уходом лодку, и сейчас спокойно плыла заданным курсом.

– Хорошо, я подумаю над твоим предложением. На пенсию мне еще рано, пятьдесят пять лет всего...

– Рано, – не могла не согласиться Яна.

– Подлечусь немного, и в строй...

– Всегда рады.

Яна кривила душой. Не хотелось ей уступать свой пост президента компании «Апогей». Душу она в фирму вложила, а сколько нервов сгорело на этой работе... Но делать нечего, против танка не попрешь. Лучше во всем соглашаться с Филиппом Михайловичем, чем вообще остаться без работы. А со временем он сам охладеет к работе. Возраст все же не тот, чтобы гореть огнем. С желудком опять же проблемы, сердце забарахлило... Рано или поздно она вернется на свое место...

Филипп Михайлович лег в больницу. Сначала на обследование, после чего ему предложили операцию – отказываться он не стал. А спустя какое-то время в офис вломился милицейский спецназ, затем появились следователь Генеральной прокуратуры во главе оперуполномоченных из отдела по борьбе с экономическими преступлениями и представители налоговой полиции. Бухгалтерские и прочие документы фирмы изъяли для проверки, сейфы опечатали, на банковские счета наложили арест. Яну обязали находиться дома до окончания проверки.

Она переживала, от волнения у нее случился гипертонический криз, а Вильяму было все равно. То за компьютером сидит, то видео смотрит – ни до чего дела нет. Впрочем, Яна его ни в чем не упрекала. Она давно смирилась с тем, что муж ее деградировал. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы водку не жрало и героином не кололось... Зато Римма Борисовна переживала так же сильно, как и она, но не за нее, а за собственного мужа.

– Филиппа ни в коем случае нельзя волновать, – говорила она. – Он очень слаб после операции. Любое потрясение может стоить ему жизни... Ты уж ему ни о чем не говори...

– Не скажу, – кивнула Яна.

Филипп Михайлович ничем не мог помочь ей. Вместе со своим постом в министерстве он лишился поддержки сильных мира сего. И даже начальник из РУОПа, которому исправно перечислялись деньги за моральную и силовую поддержку, ничем не мог ему помочь. Или не хотел. Или боялся... А обвинение было серьезное – уклонение от уплаты налогов в крупном размере. И откупиться возможности не было. Дело в том, что за милицейским наездом и прокурорской проверкой стояли большие люди, заинтересованные в том, чтобы добить неугодного им Филиппа Михайловича. И в него били. Но попадали в Яну. Ведь она была президентом фирмы, ее подписи стояли под финансовыми документами...

– Я знаю, ты умница. Я уверена, ты выстоишь...

Римма Борисовна нежно поглаживала ее по руке, а сама смотрела куда-то в сторону. В глазах ледяная тоска. Ей было страшно, но вовсе не за Яну...

– Уверена, что все обойдется.

– Я тоже на это надеюсь, – кивнула Яна.

– Пообещай мне, если вдруг что-то случится, ты не станешь впутывать в свои дела Филиппа Михайловича, – искательно заглянула ей в глаза Римма Борисовна.

– В свои дела?.. Это наши общие с ним дела...

– Да, может быть... Но ты пообещай, что возьмешь всю вину на себя. Ты сильная женщина, ты все выдержишь, а у Филиппа Михайловича слабое сердце...

С этим утверждением трудно было спорить.

– И ты многим ему обязана, – продолжала давить на мораль свекровь. – Если бы не мы, ты бы преподавала сейчас в какой-нибудь школе, а так ты человек большой величины. Да, я не побоюсь этого слова – большой величины!..