Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы - Фаина Гримберг

Но унижаться Наталье Алексеевне пришлось недолго. Екатерина играючи раскрывает заговор молодой четы. Как всегда, она действует решительно, дипломатично и… страшно! От нее сын узнает, что обожаемая супруга была ему неверна и потому и ребенок, который должен родиться, это, возможно, и не его ребенок. Но мало этого. Мы уже знаем, как умеет Екатерина убирать, сметать со своего пути всех, кто ей так или иначе помеха… Юная мать и новорожденная дочь умирают…

«Гамлет»? «Дон Кихот»? «Безумец»?.. Всего вышерассказанного с лихвой хватило бы для того, чтобы впасть в любую форму помешательства. А прибавьте к этому размышления о том, убила мать отца или все-таки убийца не она, не она… Или она?.. Она!.. Однако можно держать беспроигрышное пари: Павел не заболел психически, не помешался в уме. Романовы крепкие, они с ума не сходят; ни в северных ссылках, ни в одиночных камерах, ни перед лицом кошмарных убийств. Это все – истинная их стихия. И, должно быть, и вправду спокойно, без вопросов и жалоб спускался Николай Романов в известную «расстрельную» комнату екатеринбургского дома. Долой скучную шелуху буржуазного облика «полковника – отца семейства». Теперь он был настоящий, истинный, породненный с этими предками своими. И нет, он не мешался в уме, сойдясь лицом к лицу с бездной ужаса и смерти. Он шел навстречу… Так шел по лесенке деревянной на башню молодой Михаил Федорович – самому видеть, как закачается на виселице маленькое тело четырехлетнего сына Марии Мнишек. И вот так мчался в Рим царевич Алексей Петрович – предавать отца. И вот так шагал великий Петр ко гробу сына, удушенного по его приказу. И вот так же вышагивал по камере своей неукротимый Иван Антонович… И вот так стоял Павел над мертвой женой и слушал утешения матери, которая была… убийцей его отца и его жены?..

Следует сказать хотя бы несколько слов и о друге Павла Петровича, с которым Екатерина своего сына рассорила навсегда. Другом этим был человек, впоследствии проживший долгую и бурную жизнь, Андрей Кириллович Разумовский, племянник известного фаворита Елизаветы. Первоначально юный Андрей входил в число аристократических подростков, которых императрица включила в окружение сына, чтобы он имел общество сверстников. Павел Петрович и Андрей Разумовский настолько подружились, что разлучаясь на несколько часов, обменивались короткими письмами. Эта переписка на французском языке сохранилась и рисует молодых людей интеллектуалами, увлекающимися музыкой и театром. Считается, что после смерти невестки Екатерина обнаружила среди ее бумаг компрометирующую переписку с Андреем Разумовским. Конечно, эта переписка не сохранилась. Зато сохранилось известие о том, что Павел Петрович во время своего заграничного путешествия, уже вторично женатый, встретил Разумовского, подвизавшегося в Италии на дипломатическом поприще, и пытался вызвать его на дуэль. Естественно, Разумовский, российский дипломат (императрица сослала его на это самое «дипломатическое поприще»), вызова не принял и драться с наследником престола не стал. Между прочим, императрица отзывалась о своей первой невестке весьма дурно; но Потемкину писала, что находилась безотлучно у постели умирающей от родов молодой женщины. Наверное, это очень ужасно, когда в такой ситуации у постели роженицы безотлучно дежурит ненавидящая ее свекровь…

Заботилась ли Екатерина о судьбе династии? Да, конечно! Формально это была Голштин-Готторпская династия – от Анны Петровны, старшей дочери Петра Великого, и от ее мужа, герцога Карла-Фридриха Голштинского. Но фактически это была династия Екатерины, она могла чувствовать себя родоначальницей…

Но, наверное, в глубине души она была такая же одиночка, такая же «сама по себе», как великий Петр. Они оба знали, что не будет равных им. И потому убить сына или невестку не затруднялись особенно… И просто не знали: кому оставить все то большое, громадное-громадное, что успели сотворить…

Но, как бы там ни было, с 1776 года Павел Петрович снова женат. София Вюртембергская преображается в Марию Федоровну. С нею проживет он всю свою дальнейшую жизнь, она станет матерью девятерых его детей. Она его и похоронит. Следует отметить, что по распоряжению этой женщины был учрежден Воспитательный дом в Москве – учреждение, где обеспечивались медицинской и социальной помощью незаконнорожденные и неимущие дети и их матери. Учреждением и попечительством о «богоугодных заведениях» для призрения неимущих также занималось особое «ведомство императрицы Марии Федоровны»…

Постепенно оформляются два двора – матери и сына. Резиденция Павла – Гатчина. Пышности материнского двора Павел противопоставляет свои простоту и нарочитую скромность.

Он кладет начало «скромному фаворитизму» при дворах российских императоров. Комическая суетня фаворитов при императрице, жадно домогающихся чинов и богатства, отвращает его. Нет, он не будет сменять фавориток, «как перчатки». С Нелидовой и Лопухиной он играет в свою, рыцарскую игру: «обожание Рыцарем Прекрасной дамы»…

Отношения матери и сына – более чем натянутые. Но все же Екатерина подчинила себе сына. Она даже решается (рискует) показать его Европе. Что ж, он и его жена хорошо себя ведут, родили ей двух отличных мальчиков-внуков, Александра и Константина…

А Европа, она все знает, все понимает, но… молчит, соблюдает правила приличия, и только втихаря ухмыляется; извините, иронизирует… Потому что уж давным-давно миновали те времена, когда возможно было не принимать Романовых и их послов. «Я, простите, болею, а племянница никак не может веру переменить, извините великодушно; не принимаем!» Но все подобное – в прошлом. Теперь принимают, и с почетом принимают, и с любопытством посматривают на путешествующую пару, на графа и графиню Норд («Северные») – прозрачное инкогнито.

И вот тогда-то, когда Павел Петрович с супругой объезжали европейские столицы, в Вене, в 1781 году хотели было поставить «Гамлета». Говорили, что интересно будет увидеть сразу двух Гамлетов: одного – на сцене, другого – в зале. Но, впрочем, постановка так и не состоялась. А Павел Петрович и сам соотносил себя с принцем Датским; и мать была его Клавдием и его Гертрудой, и вельможа Никита Иванович Панин, просвещенный граф, руководитель его воспитания, был его Полонием. И Павел даже рассказывал, как явился ему призрак великого прадеда, Петра I, и сказал: «Бедный Павел, бедный князь!..» Конечно, призрак был прав.

Да, в характере Павла, конечно, присутствовал этот, как мы его назовем, «комплекс Гамлета» – нервическая неуравновешенность человека, чьи права (и на очень и очень многое права) попраны. Но сумасшедшим, безумным Павел не был. Зато он был Дон Кихот и хотел двинуть российскую армию в Индию, вышибить оттуда англичан и устроить что-то вроде раздела Индии: половину – ему, половину – другому императору, Наполеону французскому. Но не успел…

Иные историки недоумевают: вроде бы Павел урезал дворянские привилегии и пытался облегчить положение крепостных; но, при этом, ненавидел Французскую революцию, ненавидел и боялся. А ничего удивительного здесь, пожалуй, и нет. Павел желал нивелировать сословия не как демократ, а как неограниченный диктатор; то, что называют «тиран»…

Не прошло и трех месяцев от начала нового, девятнадцатого, века, и Павел I был убит. В марте 1801 года, заговорщиками, ночью. Был ли он, как позднее говаривали, «подозрителен до безумия»? Нет, наверное, он все же был недостаточно подозрителен…