Умереть снова - Тесс Герритсен

Эдди посмотрел ей прямо в глаза:

– Зачем же ему подвешивать его на дереве там, где его легко могут увидеть? Ник не такой дурак. Он умеет заметать следы. Если бы он убил Тайрона, то утащил бы его в лес и там закопал. Или разбросал бы тело по кускам, чтоб его сожрали животные. Но то, что сделали с Тайроном, – это другое, что-то отвратительное. Мой брат так не поступил бы.

Он направился к верстаку заточить нож, и все разговоры закончились с воем наждака. Стальной таз был полон мяса – там лежало фунтов двадцать, но еще оставалось разделать половину оленьей туши. За дверями гаража лил ледяной дождь. На этой пустынной сельской дороге было мало домов, и в последние полчаса Джейн не видела ни одной машины. И вот они стояли здесь, у черта на куличках, смотрели, как озлобленный человек точит нож.

– Ваш брат часто ездил в Бостон? – спросила она, повысив голос, чтобы было слышно за скрежетом наждака.

– Ездил иногда. Не часто.

– Он никогда не упоминал о человеке по имени Леон Готт?

Эдди скользнул по ней взглядом:

– Так вот в чем дело? Убийство Леона Готта?

– Вы его знали?

– Не лично. Но имя, конечно, слышал. Большинство охотников его знают. Сделать ему заказ мало кому по карману, но если вы хотите получить чучело из своего трофея, то вам нужно обратиться к Готту. – Эдди помолчал. – Так вы поэтому сюда приехали расспрашивать о Нике? Думаете, он прикончил Готта?

– Мы просто спрашиваем, знали ли они друг друга.

– Мы читали статьи Готта в «Трофи хантер». И еще мы ездили в «Габелас»[22], смотрели изготовленные им чучела крупных зверей. Но насколько мне известно, Ник лично его никогда не видел.

– Он когда-либо ездил в Монтану?

– Много лет назад. Мы оба ездили. Посмотреть Йеллоустоун[23].

– Как давно это было?

– Это имеет значение?

– Да, имеет.

Эдди положил заточенный нож и тихо спросил:

– Почему вы спрашиваете про Монтану?

– Там были убиты другие люди, мистер Тибодо.

– Вы хотите сказать, убиты, как Тайрон?

– Много сходного.

– И кто эти люди?

– Охотники в Монтане. Это случилось три года назад.

Эдди покачал головой:

– Мой брат пропал пять лет назад.

– Но он был в Монтане. Он знаком с этим штатом.

– Да это и была-то всего одна дурацкая поездка в Йеллоустоун!

– А как насчет Невады? – спросил Фрост. – Там он бывал?

– Нет. Его что, подозревают еще в одном убийстве? – Эдди перевел взгляд с Джейн на Фроста, потом хмыкнул. – Какие еще убийства вы хотите на него повесить? Он себя не способен защитить, так что можете списать на него все свои глухари.

– Где он, Эдди?

– Хотел бы я знать! – Он раздраженно скинул на пол пустой таз, и тот ударился о бетон, оглушительно зазвенев. – Хотел бы я, чтобы вы, долбаные копы, делали как надо свою долбаную работу и находили убийц! А вы вместо этого изводите меня вопросами про Ника. Я его не видел, не слышал вот уже пять лет. В последний раз он сидел на крылечке и пил пиво с Тайроном. Они спорили из-за какого-то дерьма, найденного в палаточном лагере.

– Найденного? – Джейн усмехнулась. – То есть украденного.

– Не знаю. Но они не дрались, поняли? Это был просто оживленный разговор. Потом они пошли к Тайрону – всё. Больше я его не видел. А несколько дней спустя здесь появилась полиция штата. Машину Ника нашли на охотничьей парковке у леса. И нашли Тайрона. Но никаких следов Ника они так и не обнаружили. – Эдди опустился на скамью и тяжело вздохнул, словно так устал, что стоять больше не мог. – Вот что я знаю. И это все, что я знаю.

– Вы сказали, машину Ника нашли на охотничьей парковке у леса.

– Да. Полиция решила, что он ушел в дикие места. Прячется где-то в лесу типа как Рэмбо, живет с земли.

– А вы как думаете, что случилось?

Эдди помолчал немного, глядя на свои мозолистые ладони, ногти, с въевшейся под них кровью.

– Я думаю, мой брат мертв, – тихо сказал он. – Думаю, кости его разбросаны где-то, а мы их пока не нашли. Или он висит на каком-нибудь дереве, как Тайрон.

– Значит, вы считаете, что его убили.

Эдди поднял голову и посмотрел на Джейн:

– Я думаю, там, в лесу, они наткнулись на кого-то еще.

Ботсвана

Когда поднимается солнце, я одна в этом диком месте. Я несколько часов плутала в темноте и теперь понятия не имею, насколько удалилась от лагеря. Знаю только, что шла вниз по течению, потому что шум реки всю ночь оставался у меня слева. Цвет небес меняется с розового на золотой, а меня так одолевает жажда, что я опускаюсь на колени у кромки воды и пью, как дикое животное. Еще вчера я настаивала бы на том, чтобы воду вскипятили или сначала очистили йодом. Переживала бы по поводу всех жутких микробов, которые попадут в мой желудок, по поводу увеличивающейся с каждым глотком роковой порции бактерий и паразитов. Теперь все это не имеет значения, потому что смерть неизбежна. Я набираю воду в ладони и пью столь жадно, что она попадает мне на лицо, стекает по подбородку.

Наконец, утолив жажду, я откидываюсь назад и за кустами папирусной осоки вижу деревья и колышущиеся за рекой травы. Для существ, которые обитают в этом зеленом и враждебном мире, я всего лишь ходячий источник мяса, и куда ни глянь, мне видятся только зубы, готовые разодрать меня на части. С восходом начинают шумно щебетать птицы, я поднимаю голову и вижу в небе стервятников, описывающих неторопливые круги. Может быть, они уже приметили меня и теперь ждут, когда можно будет мною пообедать. Я поворачиваюсь вверх по течению и вижу четкие следы, которые оставила вдоль берега. Я помню, как легко Джонни находил даже самые неприметные отпечатки. Мои следы для него будут сиять, как неоновые лампочки. Теперь, когда наступил день, он найдет меня, потому что не сможет допустить, чтобы я выжила. Кроме меня, теперь никто не знает, что случилось.

Я встаю и продолжаю идти вниз по реке вдоль берега.

Я не могу себе позволить думать о Ричарде и остальных. Я могу сосредоточиться только на одном: остаться в живых. Страх гонит меня все глубже и глубже в эту дикую землю. Я понятия не имею, куда течет река. Я вспоминаю путеводитель: там говорилось, что реки и ручьи дельты Окаванго питаются дождями ангольского нагорья. Вся эта вода, которая ежегодно затопляет здесь лагуны и болота, где волшебным образом рождается столько дикой африканской жизни, в конечном счете выливается в выжженную солнцем пустыню Калахари. Я поднимаю голову, чтобы определить местонахождение солнца, которое лишь теперь поднимается над вершинами деревьев. Я иду на юг.