Ночь огня - Решад Нури Гюнтекин

Сение не была дурнушкой. Возможно, в другое время меня заинтересовали бы ее кудрявые светлые волосы и сине-зеленые глаза, обрамленные длинными ресницами, которые то и дело подрагивали. Но я не обратил на нее никакого внимания. Сначала потому, что увлекся гречанками из церковного квартала, а затем из-за своей большой беды. Что самое странное, старшие открыто поощряли фантазию девушки.

Хотя мне не исполнилось и двадцати, я считался неопытным, а вдобавок еще и невезучим юнцом без какой-либо профессии, это не представлялось серьезным препятствием для нашей с ней свадьбы. Наедине матери, бабушки и мужчины почтенного возраста всерьез уже рассуждали об этом.

Они видели мою семью. Благодаря Селим-бею, мой отец снискал в городе славу настоящего героя. Да и я был неплохим молодым человеком. Я постоянно вращался в обществе важных людей, вроде каймакама, мэра города, судьи и доктора Селим-бея. По правде говоря, моя жизнь в церковном квартале была отмечена некоторыми сомнительными эпизодами, но тайно проведенное расследование не выявило ничего серьезного. Одним словом, для адвоката, входящего в число считаных богачей города, лучшего зятя нельзя было и пожелать.

Как выяснилось, инициатива развития данного сюжета принадлежала матери Сение, уроженке Стамбула.

Ее стамбульские корни терялись в неизвестности, но эта женщина постоянно жаловалась на мужа-провинциала и утверждала, что выдаст дочь только за стамбулита.

Моя будущая теща несколько раз приходила в гости к тетушке Варваре, которая посчитала, что ее удостоили неслыханной чести. Для ответного визита старая дева достала из сундука, отутюжила и надела черное платье из плотного блестящего шелка, завела и приколола на грудь золотые часы, наняла экипаж.

Скорее всего, тетушке Варваре посулили серьезную награду. А вероятно, что они пошли по разумному пути, сыграв на ее слабостях и посулив ей ответственную роль сватьи. Ведь тяга старой девы к показному величию и пышности была гораздо сильнее, чем жажда наживы.

Обычно старуха злословила обо всех жителях городка, но об этом семействе говорила так: «Неплохие люди. Хозяйка вежливая, и дочь, слава Аллаху, порядочная, работящая девушка. Эйюп-бей — человек знатного рода. Его семья владеет лавками, виноградниками, садами. Видимо, девушке и ее жениху волей родителей никак не удается увидеть друг друга». Таким образом велась тайная пропаганда.

Только каймакам не воспринимал эти слухи всерьез. Иногда он делал вид, что разгневан.

— Ну ты даешь, сынок!.. Ты что, решил совсем сбить меня с толку? Бедняжка Сение плачет в три ручья... Обнадежил ее, свел с ума своими разноцветными галстуками... Расхлебывай теперь... Честное слово, насильно заставлю жениться! — кричал каймакам, со смехом добавляя: — Аллах все видит!

В то время как каймакам подшучивал надо мной, некоторые распускали слух, будто мы с Сение тайно обо всем договорились. Хуже того, сама Сение тоже так считала. От Стематулы и прочих я часто слышал, что в своем кругу девушка называет меня женихом.

Встречая меня на улице, Сение улыбалась из-под ' вуали. Я улыбался в ответ, считая, что это лишь дань знакомству, которое завязалось еще в пору, когда она не избегала общества мужчин. Должно быть, это и стало причиной сплетен.

Между тем я сильно изменился и внутренне повзрослел с тех пор, как влюбился в замужнюю женщину с ребенком.

Общение с девушками возраста Сение и подругами из церковного квартала казалось мне теперь бессмысленной детской шуткой, так что даже импозантный вид чаршафа не мог изменить мое мнение.

Мать Сение не только склонила тетушку Варвару на свою сторону, но и сблизилась с семейством Селим-бея, которого считала в какой-то степени моим родственником.

Город был небольшим, и семьи знали друг друга. Но в последнее время визиты стамбульской госпожи

участились. Иногда она приводила с собой Сение, разодетую в пух и прах, чтобы открыто поговорить с сестрами. Для Селим-бея какая-то женитьба являлась полной ерундой по сравнению с нерешенной проблемой Крита. Поэтому, когда старшая сестра говорила о стараниях стамбульской тетушки, он только хмурил брови и медленно произносил:

— Эти люди что, обезумели? Стыдно даже предполагать, что юноша в таком возрасте, как Кемаль-бей, решит жениться.

Старшая сестра тоже не одобряла идею свадьбы. Но ее доводы в корне отличались. Священное право женить меня принадлежит только моим отцу и матери. Если они узнают, что в доме Селим-бея позволяется беседовать о подобных вещах, то имеют полное право оскорбиться. Не стоит стамбульской госпоже видеть в ней посредника. Но как можно перечить гостю, который вправе говорить все, что ему вздумается?

В то же время старшая сестра никак не могла поверить, что Сение мне настолько безразлична, как я пытаюсь изобразить. Удивленно приподнимая брови и разводя руками, она в сильном волнении принималась убеждать:

— В любом случае я не стану вмешиваться. Кемаль-бей молод, он мог увлечься ею, и теперь представляет ее всякий раз, как закроет глаза... Если так, следует обязательно пригласить его родителей из Стамбула.

Старшая сестра наконец почувствовала, что я веду себя как-то странно. Но в отличие от каймакама она была слишком наивна и чиста, чтобы бередить мою рану. По ее мнению, ей удалось хитростью раскрыть тайну: установить связь между моей рассеянностью, невниманием, нерешительными и пессимистичными взглядами, с одной стороны, и историей с Сение — с другой. При помощи завуалированных вопросов она пыталась выведать мои секреты.

Что касается Афифе, я очень надеялся обнаружить в ее поведении хоть какие-то признаки терзаний, подобных тем, которые я испытывал по отношению к Кемаль-бею. Но она не проявляла никакого интереса, даже не сочла нужным шутить на данную тему. Однажды старшая сестра сказала:

— Сение прямо-таки смотрела в рот Фофо. Помнишь, что она говорила тебе о Кемаль-бее?

Афифе только пожала плечами:

— Разве Сение понимает, что говорит? Она еще ребенок.

Как-то раз меня пригласили на свадьбу знатной персоны в одну горную деревушку близ Миласа. Честно говоря, пригласили семейство Селим-бея, а я увязался, за компанию. Впрочем, думать о правилах этикета было бы глупо. Ведь мы выезжали после обеда, а вернуться собирались только на следующее утро. Стало быть, мне предстояло полдня и целую ночь находиться рядом с Афифе.

По пути мы встретили множество телег, забитых тюфяками, и длинных повозок, покрытых коврами. В одной из них ехало семейство Сение, и какое-то время мы даже двигались следом за ними. Бедная девушка была еще совсем глупышкой, поэтому, поглядывая на нас, вела себя смешно и нелепо.

— Что за наказание! Кажется, как будто мы специально их преследуем, — рассердился Селим-бей, чем вызывал всеобщий взрыв смеха.

Полдня и целая ночь! Для юноши девятнадцати лет такой отрезок времени сулит колоссальные возможности. Но стоило нам добраться до места назначения, как мужчин и женщин развели в разные стороны.