Зачистить Чистилище! Пленных не брать! - Александр Марков

Мазуров, втягивая голову в плечи, перепрыгивал через мертвецов, стреляя по вспыхивающим за казарменной стеной огонькам. Но разве попадешь в них, когда весь мир мечется в такт с твоими шагами, а если остановишься хоть на миг, чтобы прицелиться, то и в тебя будет легче попасть. Но за стеной тоже падали люди, тоже кричали от страха и боли, как и те, кто бежал рядом с Мазуровом, и он тоже кричал неразборчивое, звериное.

Вот она стена, шершавая, вся изъеденная пулями.

Мазуров уже примерялся к ней, чтобы перепрыгнуть, подбирая размер шага, когда из-за стены вылетело что-то маленькое, черное, плюхнулось на землю впереди него, а он уже не мог ни остановиться, ни затормозить, и ноги сами несли его вперед.

Он знал, что это!

Мозг обожгла догадка, а огненная вспышка обожгла глаза, ослепила его, и он не увидел, кто же толкнул его в грудь, приподнимая над землей все выше и выше, прямо к небесам. Тело стало таким легким, что он и вправду вообразил, будто сможет добраться до небес.

Черных небес.

Неужели так быстро опустилась ночь?

На небесах зажглись звезды. Он захотел коснуться их руками, пощупать, обжечься об их огонь, но руки его не слушались, а жгло не ладони, а грудь.

Мазуров почувствовал, что падает не на землю, а куда-то гораздо глубже, будто под ним земная поверхность расступилась, пропуская его туда, куда он и должен был попасть в конце концов.

Он читал, что человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь. Она проносится перед ним в ускоренном темпе, десятилетиями за один миг, но ничего он не увидел, кроме одного лица с длинными черными волосами.

«Кто это?» — задался он вопросом, но угасающее сознание не смогло найти ответа.

Звезды стали меркнуть, тускнеть, на него наваливалась пустота.

С «Нарвала» спустили гидроплан, но волна была слишком большой, и, разгоняясь, он бежал по бурунам, то проваливаясь в бездну, так что почти из глаз скрывался, то вновь возносясь на гребни, и все никак не мог набрать необходимую для отрыва от воды скорость. Пилоту едва удавалось сохранять равновесие. Он почти зарывался носом в набегавшие волны и вымок с ног до головы. В пилотской кабине натекла приличная лужа. В такой ситуации его могло перевернуть, а уж думать о том, чтобы взлететь, — не стоило.

— Что они там телятся? — не удержался Эссен, когда ему доложили, что гидроплан еще не взлетел.

Адмирал смотрел на видневшийся на горизонте Рюгхольд, казавшийся спящим. Непривычное ощущение.

Поврежденный «Зейдлиц» мог дать не более семи узлов, «Фон дер Танне» в лучшем случае — двенадцать. С такой скоростью, да еще если учесть, что дредноут сидит в воде по леера, оба корабля стали бы легкой добычей не то что эскадры, а даже подводной лодки, и тем не менее германцы все-таки пытались выбраться из ловушки.

Пять тральщиков в течение последних часов очищали от мин выход из бухты. За этим занятием их и застали корабли русской эскадры. Приблизившись на расстояние выстрела, они сделали залп по тральщикам. Один корабль разнесло в клочья, другой развалился на две части, которые быстро пошли ко дну, еще один получил пробоину и вместе с двумя другими поспешил спрятаться в бухте.

Корабли русской эскадры, выстроившись в линию, чтобы использовать при залпе все свои орудия, качались на волнах. Дымы из труб смешивались в огромное серое облако, накрывавшее корабли не хуже дымовой завесы. Выделялись своей беззащитностью транспорты «Монголия» и «Китай».

Британцы предлагали русским выйти через пролив Скагеррак, соединиться с Гранд Флитом и дать совместно генеральное сражение флоту Открытого моря, однако в этом случае в Балтийском море не осталось бы сил, способных противостоять германцам. Эссен ковал свою победу чужими руками.

Трижды русскую эскадру атаковали подводные лодки, но на кораблях успевали заметить пенные следы торпед и увернуться от них.

На авиаматке «Акула» тем временем гидроплан поставили на катапульту, выстрелили им, как из пращи. Гидроплан походил в воздухе на птенца, который впервые покинул гнездо и еще не научился летать, но он быстро обучался и, провалившись поначалу в воздушную яму, выровнялся, стал набирать высоту.

— Первый гидроплан пошел, — доложили адмиралу.

— И так вижу, — сказал он.

Спустя полминуты подобную операцию повторили и на «Нарвале». Первый гидроплан, которому так и не удалось взлететь, подошел к авиаматке, пилот заглушил двигатели, винт еще какое-то время вертелся, но теперь уже из-за ветра. Гидроплан подцепили тросами, прикрепленными на стреле крана, оторвали от воды и втянули на борт.

Взлетевшие гидропланы медленно теряли очертания, превращаясь в точки, едва видневшиеся на сером небе.

— Передавайте германцам предложение о сдаче, — распорядился адмирал.

Он знал, что державший свой флаг на «Зейддице» адмирал Франц фон Хиппер просто так не сдастся. Ему уже сообщили о том, что на выручку к Рюгхольду идет флот Открытого моря, но русский-то флот был уже здесь, а германский дредноут и сопровождавший его крейсер сильно повреждены, но, будь они даже в исправности, все равно им долго не выстоять.

Штурмовики, высадившиеся на остров несколько часов назад, еще продолжали удерживать свои позиции. Гидропланы Эссена, чем смогли, им помогли.

Русские предлагали германцам во избежание ненужных потерь сдаться. Всем гарантировалась жизнь, раненым — медицинская помощь. Если Хиппер отвергнет это предложение, русская эскадра начнет обстрел из части своих орудий, потом опять повторит свой ультиматум и в случае повторного отказа даст еще залп, но уже более мощный, и так будет продолжаться, пока «Зейдлиц» и все находящиеся в бухте суда не будут выведены из строя.

Хиппер мог и не огласить подчиненным содержание русского ультиматума или вовсе скрыть его, но гидропланы разбросают над германскими кораблями листовки, в которых все позиции будут прописаны.

Эта часть операции была очень легкой. Она походила на избиение. Корректировать стрельбу орудий будет гидроплан, а германцы не смогут даже ответить.

Вход в бухту был по-прежнему заминирован, и лезть туда тральщиками, в то время как «Зейдлиц» оставался еще боеспособен, Эссен не хотел. Орудия дредноута в ближнем бою еще способны потопить легкие суда. Захватить же сам дредноут уже не удастся, так что рисковать не стоило.

Эссен знал, что ждет напрасно и Хиппер никогда не примет условия ультиматума. Окажись Эссен, ни приведи господь, конечно, в схожей ситуации, он поступил бы точно так же. Ведь сдаться — это клеймо на всю оставшуюся жизнь, тяжелый крест, который ты вряд ли сможешь долго носить и в конце концов, устав от презрения, устав оттого, что в тебя на улице тыкают пальцем прохожие, о чем-то переговариваясь, пустишь пулю себе в висок. Так, если исход один, не лучше ли сделать это сразу, став вместо изменника героем.

Но окажутся ли его офицеры столь преданы кайзеру, как и адмирал? Скорее всего, что да.