Эхо великой песни - Дэвид Геммел

Корабль увеличил скорость и понесся к гавани. Не выпустив ни одного огненного шара, он дошел до причала и ударился носом о камень. Обшивка треснула, потом разошлась совсем, и судно дало крен. Люди, карабкаясь по палубам, прыгали через борт.

Ро вылез из разрушенной башни и сел на кучу щебня. Усталый и все еще страдающий от боли, он смотрел с отрешенным интересом, как Раэль и его лучники расправляются с потерпевшими крушение алмеками.

Корабль накренился еще сильнее и затонул.

Головной корабль, стоявший на рейде, отошел в море. Четыре других обстреливали через залив беззащитный город Пагару.

Никлин и четверо старших офицеров, занявшие пост на западной стене Пагару, ожидали вторжения. Позади них горели дома, на улицах лежали трупы. Часть стены справа от Никлина обрушилась, убив трех аватарских солдат.

Никлин, пригнувшись, подошел к бреши и выглянул в нее.

Один из золотых кораблей шел к их гавани. Люки на нем открывались, и Никлин видел за ними солдат.

Мощный взрыв внезапно озарил небо. Никлин моргнул и перевел взгляд в глубину залива. Корабль, курсирующий там, лег на борт, из него валил дым. На глазах у Никлина судно скрылось под водой и пошло ко дну. Корабль, шедший к берегу, спешно задраивал люки, поворачивая назад. Брешь в стене ограничивала поле зрения. Никлин встал — и увидел спасение!

«Седьмой змей», как черная смерть, резал носом волны на полной скорости. Молния сверкнула с его борта и срезала корму у другого золотого корабля. Два оставшихся алмекских судна устремились в открытое море, а «Змей» повернул в гавань.

Аватарские солдаты выбегали из своих укрытий в порту с криками «ура». Никлина тоже охватило ликование, но он подавил его и вернулся к своим офицерам. Сохраняя полное спокойствие, он отдал распоряжение относительно пожарных команд и спасательных работ и лишь потом спустился в гавань.

Со «Змея» спустили сходни, Никлин взошел на борт. Молодой вагарский матрос проводил его в каюту Талабана. Капитан сидел за письменным столом, туземец Пробный Камень — тут же на ковре. Талабан встал, поклонился и предложил подвижнику вина.

— Вы явились как нельзя более вовремя, капитан, — сказал Никлин, принимая кубок. — Но я бы обрадовался еще больше, увидев вас час назад.

— Виноват, подвижник. Ночью нам пришлось укрыться от шторма, поэтому мы запоздали.

— Жаль, что алмеки не сочли нужным тоже переждать шторм.

— Им не надо экономить энергию. У вас большие потери?

Никлин пригубил вино. Он не любил Талабана, но вряд ли прилично было сохранять резкий тон с человеком, который спас город. Никлин вздохнул и заговорил уже более мягко:

— Спасательные работы только начались, но я думаю, что в городе погибли несколько сотен человек. Вы хорошо распорядились своим солнцестрелом, Талабан. Будь у нас еще пять таких, мы могли бы выиграть эту войну.

— Война еще не проиграна, подвижник, — заметил Талабан.

— Да, еще нет. Но восемь кораблей, ушедшие вверх по Луану, высадят у нас в тылу целую армию. Такое же количество ушло на юг. Подвижник-маршал разослал в Пейкан, Борию и Каваль приказ сдаться без боя. По его мнению, это убережет нас от лишних потерь и разрушений, но я с ним не согласен.

Вагары, если бы он приказал им драться, могли бы нанести врагу хоть какой-то урон.

— Их самих перебили бы до последнего, и это дурно сказалось бы на духе бойцов в наших двух городах.

— Теперь это все, что у нас осталось, — уныло молвил Никлин. — Пять золотых кораблей потоплено, девятнадцать уцелело, и через несколько дней нам придется противостоять двум или трем сухопутным армиям.

— Не все сразу, подвижник. Сегодня мы одержали победу — удовлетворимся на время этим.

Никлин печально кивнул:

— Сегодня на моих глазах за одно мгновение погибли трое аватаров — люди, которых я знал больше двухсот лет. — Он щелкнул пальцами. — Миг, и их не стало. Утром они были бессмертны, как боги, теперь — искореженная мертвая плоть.

Будь я верующим, я подумал бы, что Исток отвернулся от нас.

Талабан снова наполнил кубок Никлина.

— Мне думается, что победа всегда достается сильному.

Исток, если он существует, не имеет к этому почти никакого отношения.

Пробный Камень с улыбкой покачал головой.

— Хочешь что-то сказать, любезный? — осведомился Никлин.

— Мелкие у вас мечты, — поднявшись, ответил анаджо и вышел.

Первый день сражения стоил жизни тридцати пяти аватарам — тридцати пяти бессмертным, прожившим несколько столетий. Раэль с тяжелым сердцем сидел в Зале Совета в обществе Никлина и Капришана. На столе перед ними лежало несколько черных огневых дубинок. Раэль взял одну в руки. Она состояла из длинного железного дула, деревянного приклада и нескольких пружинных рычажков.

— В этом оружии нет магии, — сказал Никлин. — Оно не связано с разумом своего владельца. — Раскрыв сумку, снятую с убитого алмека, он высыпал ее содержимое на стол. Эта сумка была наполнена зернистым черным порошком, другая — мелкими шариками из тяжелого металла. — Вот эти шарики каким-то образом с большой силой выталкиваются из дула.

— Надо выяснить, как это делается.

— Мы взяли в плен пятьдесят алмеков, и сейчас их допрашивают, — сказал Капришан. — Но они упорствуют и почти не дают показаний.

— Отведите десятерых в Кристальную палату, — холодно распорядился Раэль, — и пусть одного лишат жизни на глазах у других. Тогда они мигом заговорят.

— Их оружие уступает в мощности зи-лукам, Раэль, — заметил Никлин.

— Тем не менее я хочу знать о нем все. Дальность выстрела, способ действия. В гавани они воспользовались дубинками только раз. Я видел, как они пытаются перезарядить их. Сколько времени на это требуется?

— Это мы выясним, — заверил Никлин. — Вопрос в том, что нам делать дальше.

— Ничего. Будем ждать их действий и отвечать на них.

Пока у нас недостаточно людей, чтобы навязать им бой, но если Вирук приведет сюда войска Аммона и союзных с ним племен, мы сможем разбить врага.

— Вы действительно верите, что победа будет за нами? — спросил Капришан.

— Ничего другого мне не остается.

Только в полночь подвижник Ро добрался домой. Он устало вылез из фаэтона, не поблагодарив кучера. Сломанные пальцы болели невыносимо, ребра и левая нога — чуть меньше. Он кое-как заживил свои переломы, но для полного излечения требовалось по крайней мере четыре сеанса, не более двух за день.

В противном случае места сращения останутся хрупкими и будут ломаться при малейшем напряжении.

Ро захромал к парадной двери. Навстречу ему с низким поклоном вышел слуга. Задержавшись на крыльце, Ро оглянулся на город. С холма, где стоял его особняк, он видел гавань и устье реки за ней. Некоторые дома еще догорали, над портом висело багровое зарево. Ро вздохнул, с новой силой ощутив боль от ран.