Врата Птолемея - Джонатан Страуд

— Да-да! — Китти замахала руками, заставляя хомяка умолкнуть. — Я ещё не договорила. В одном источнике упоминалось о тесной связи между этим Птолемеусом и его рабами. Там говорилось также, что он умер ещё ребенком. Вот тогда мне и стало всё ясно. Тогда я и поняла, кому принадлежит твой излюбленный облик.

Хомяк деловито чистил коготь у себя на лапе.

— И какие же подробности, — непринужденно поинтересовался он, — сообщались в этом источнике об отношениях между джинном и мальчиком? Я чисто из интереса спрашиваю, сама понимаешь.

— Да немного говорилось, — призналась Китти. — На самом деле никаких подробностей там не было. По-моему, об этом Птолемеусе как человеке сейчас вообще мало что известно. Но некоторые его труды сохранились, насколько я понимаю. Там ещё упоминалось нечто под названием «Врата Птолемея», что бы это ни…

Она осеклась. Хомяк смотрел в окно, на полуночную луну. Наконец он снова посмотрел на Китти, а пока поворачивал голову, опять принял знакомый облик мальчика-мага, Птолемея Александрийского.

— Довольно, — сказал мальчик. — Чего ты хочешь от меня?

Теперь, когда догадка подтвердилась, Китти обнаружила, что её восприятие облика джинна совершенно переменилось. Странно и тревожно было сознавать, что она видит перед собой настоящего мальчика, который уже тысячу лет как умер. Прежде она считала эту внешность всего лишь маской, личиной, одной иллюзией из многих. Но теперь, по-прежнему сознавая, что это всего лишь маска, она невольно ощущала присутствие кого-то очень древнего. В том, что демон воспроизводит мальчика совершенно точно, Китти не сомневалась: она впервые обратила внимание на две родинки на тонкой смуглой шее, бледный шрамик на подбородке, выпирающие косточки на локтях тонких рук. Такая верность малейшим деталям могла быть только плодом подлинной преданности, может быть, даже любви.

И, осознав это, Китти исполнилась уверенности, которая помогла ей продолжить.

— Ладно, — сказала она, — сейчас объясню. Но сперва я хочу ещё раз подчеркнуть: я не собираюсь тебя порабощать. Что бы ты ни ответил, я тебя отпущу.

— Чрезвычайно любезно с твоей стороны, — сказал мальчик.

— Все, чего я хочу, — это чтобы ты внимательно выслушал то, что я скажу.

— Ну что ж, если ты наконец объяснишь, в чем дело, я, быть может, и попытаюсь тебя выслушать.

Джинн сложил руки на груди.

— Но должен тебе сказать, что одна вещь говорит в твою пользу, — задумчиво продолжал он. — За все века моего рабства ни один — ни единый! — волшебник не заинтересовался этим обликом настолько, чтобы расспросить меня о нём. И зачем бы? Я ведь демон, а значит, злокознен и враждебен. Если я что-то делаю, значит, хочу причинить зло или отвести глаза. Они все боятся меня и заботятся только о самосохранении, а потому никогда не расспрашивают меня обо мне. А тебе вот стало интересно. Ты постаралась разузнать обо мне. Не могу сказать, что это было умно — ведь ты всего лишь человек, — и все же ты неплохо постаралась. Так что давай, — он царственно взмахнул рукой, — выкладывай!

— Хорошо.

Китти устроилась поудобнее.

— Не знаю, заметил ты или нет, но в последнее время дела в Лондоне идут все хуже и хуже. Волшебники начинают терять власть. Простолюдинов отправляют на войну, торговля и ремесла хиреют. Народ нищает, а это ведёт к недовольству — в некоторых городах уже начались мятежи. И все возмущаются из-за… из-за демонов.

— Все, как я предсказывал, когда мы с тобой разговаривали в прошлый раз, — ответил джинн. — Люди начинают замечать духов и заодно обнаруживают в себе устойчивость. Как только они поймут, на что способны, они начнут давать сдачи.

Китти кивнула.

— Но волшебники тоже в долгу не остаются: полиция закручивает гайки, повсюду насилие, людей хватают и арестовывают, и даже хуже.

— Бывает, — сказал мальчик.

— Думаю, волшебники пойдут на все, лишь бы только остаться у власти, — продолжала Китти. — Сейчас среди простолюдинов возникло множество тайных обществ, но все они слабы и разрознены. Ни у кого нет достаточно сил, чтобы противостоять правительству.

— Ну, это придёт, — сказал джинн. — Со временем.

— Но сколько времени на это потребуется? Вот в чем вопрос-то!

— Тебе точно или примерно? — Мальчик склонил голову набок, призадумался. — Думаю, ещё пары поколений хватит. Скажем, лет пятьдесят. За это время людей с врожденной устойчивостью станет достаточно много, чтобы успешно поднять восстание. Пятьдесят лет — совсем неплохой срок. Если повезёт, ты ещё увидишь, как это будет, когда сама уже станешь доброй бабусей, качающей на коленях пухлых внучат. Хотя на самом деле, — он вскинул руку, заставив Китти, издавшую возмущенный возглас, умолкнуть, — на самом деле я ошибся. Мой расчёт был неверен.

— Это хорошо.

— Ты никогда не станешь доброй бабусей. Лучше будет сказать — «унылой и одинокой старой каргой».

Китти стукнула кулаком по полу.

— Пятьдесят лет — это слишком много! Кто знает, до чего волшебники додумаются к тому времени? Да вся моя жизнь пройдет! Может, я уже умру к тому времени, как наконец свершится революция.

— Это верно, — сказал мальчик. — Но я буду все ещё здесь и все увижу. Я буду точно таким же, как теперь.

— Ну да, конечно! — рявкнула Китти. — Тебе хорошо!

— Думаешь? — Мальчик окинул себя взглядом.

Он сидел прямо, аккуратно скрестив ноги, на манер египетского писца.

— С тех пор как умер Птолемей, прошло две тысячи сто двадцать девять лет, — сказал он. — Ему было четырнадцать. Восемь мировых империй вознеслись и пали с тех пор, а я все ещё ношу его облик. Как ты думаешь, кому из нас лучше?

Китти не ответила. Помолчав, она спросила:

— Зачем ты это делаешь? В смысле, принимаешь его облик.

— Потому что я дал себе слово, — сказал джинн. — Я показываю ему, каким он был. До того, как переменился.

— А я думала, он так и не вырос, — сказала Китти.

— Да, это правда. Он так и не вырос.

Китти открыла было рот, чтобы спросить, но потом покачала головой.

— Мы уходим от темы, — твёрдо сказала она. — Я не могу позволить себе ждать и смотреть, как волшебники продолжают творить зло. Жизнь слишком коротка. Действовать нужно прямо сейчас. Но мы — народ, простолюдины, — не можем спихнуть правительство в одиночку. Нам нужна помощь.

Мальчик пожал плечами.

— Возможно.

— Так вот, моя идея, точнее, моё предложение состоит в том, что джинны и прочие духи должны нам помочь, — сказала Китти. И выжидательно выпрямилась.

Мальчик уставился на неё.

— Чего-чего?

— Помогите нам. В конце концов, ты сам только что сказал: все мы тут жертвы, как джинны, так и простолюдины. Волшебники одинаково помыкают нами, как людьми, так и духами. Ну так вот. Надо объединиться и свергнуть их.