Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1 - Борис Яковлевич Алексин

в одну шеренгу по направлению вытянутой руки командира. Когда шеренга построилась, Евстафьев оглядел её, затем переставил кое-кого так, чтобы все стояли строго по росту. Правофланговым оказался самый высокий — Беляков. Шадрин, как самый низкий, встал на левый фланг, а Алёшкин очутился где- то в середине.

Закончив установку по росту, Евстафьев сказал:

— Вот так всегда и будете становиться. Каждый внимательно запомните своё место, — затем он снова зачем-то закричал, — Равняйсь! Смирно! Направо-о!

Его подчинённые довольно нескладно и, во всяком случае, не одновременно повернулись направо, и шеренга превратилась в колонну по одному, как тут же объяснил Евстафьев.

— Шагом марш! — снова крикнул он, становясь впереди, и тише добавил, — За мной.

После этого отделение, наконец, отправилось к скирде, где уже копошились новобранцы других взводов и отделений, старательно набивая, как вскоре выяснилось, свежей соломой постельные принадлежности.

Около часа было затрачено на набивку, зашивание и переноску матрасов в коридор у входа казармы. Всё это время личные вещи новобранцев лежали кучками на плацу. После того как отделение управилось с этим делом, Евстафьев вновь построил его, приказав предварительно забрать свои вещи. Затем, опять по его же команде, новобранцы направились к приземистому кирпичному зданию, стоявшему немного в стороне от выстроенных ровными рядами двухэтажных казарм. Как оказалось, это была гарнизонная баня. К тому моменту, когда отделение Евстафьева подошло к бане, около неё стояло уже два отделения разных взводов. Разрешив своим бойцам стоять «вольно», Евстафьев подошёл к другим «отделенным», стоявшим в стороне небольшой группой, с ними же стоял и старшина роты. Поговорив с ними, Евстафьев вернулся к своим и сказал:

— Мы опоздали — долго прокопались с матрацами. Баню заняла рота одногодичников 6-го полка, теперь будем ждать, пока помоются они. Вот, запоминайте: если будем копаться, всегда придётся ждать или неприятности получать! Ну, да вы у меня ещё молодцы, хотя и не первые управились, а большинство всё ещё копается…

И странное дело, Борис и его товарищи почувствовали, что эта скупая похвала из уст какого-то Евстафьева наполнила их приятной гордостью, и они признали, что командир отделения хорош. Но их благостные размышления прервал внезапный окрик Евстафьева:

— Отделение, смирно! Равняйсь! Вольно, разойдись, можно курить.

Борис и Беляков медленно отошли от строя, который как-то нехотя разбредался в стороны. Остальные отделения получили такую же команду. Вскоре около бани образовалось много кучек людей, обсуждавших свои впечатления от первых минут пребывания в 5-м Амурском полку. Пока эти впечатления были не очень отрадными, по крайней мере, в группе, которую образовали знакомые нам ребята: Алёшкин, Беляков, Шадрин, Штоффер, Ротов и Колбин. Пашка Колбин возмущался:

— Что это они на нас всё время кричат: «становись, разойдись, равняйсь»? Слова какие-то дурацкие! Неужели нельзя сказать это попонятнее, спокойно, без крика? Как будто мы не люди, а какие-то животные!

Его перебил Петька Беляков. Он, как успели заметить его друзья, отличался прямотой и какой-то рациональностью суждений:

— А ты, Павлин, что думал, тебе тут все «пожалуйста», да «будьте любезны» говорить будут? Это армия, здесь главное — приказ. А приказ — он и есть приказ, его криком подавать надо, чтобы всем слышно было. Запомни, Павлин, теперь на весь этот год ты не штатский человек, а боец, красноармеец, значит. Вот так-то!

Конечно, такое объяснение Колбина удовлетворить не могло, и он пустился в спор, доказывая что-то об уважении личности и т. п. Между тем рядом Яков Штоффер с обидой говорил Ротову и Шадрину:

— Ничего я в этой службе понять не могу… Ну, повернулся я, чтобы посмотреть на тебя, а он кричит: «Не вертись!» Я ему объяснить хочу, что я не верчусь, а только посмотреть хотел, он кричит: «Молчать! В строю не разговаривать!» Я опять хочу объяснить, что я не разговариваю, а только ответить хочу, и для убедительности рукой показываю, а он ещё пуще рассвирепел и совсем уж заорал: «Вы где — в строю или на гулянке? Что вы руками, как мельница крыльями, машете? Смирно! И никаких разговоров!» Нет, братцы, боюсь, что год я не выдержу…

Сетования Штоффера вызвали смех у его слушателей, хотя в душе эти первые часы их службы и им показались непонятными и трудными. Борис, не принимавший участия в этих беседах и куривший уже подряд вторую папиросу, сосредоточенно думал: «И долго у нас будет тянуться такая волынка? Я-то думал, с китайцами пойдём сразу воевать. Эх, поскорее бы эти формальности кончились, а там уж, наверно, отправят нас на позицию — туда, где находится основная часть полка».

Тем временем к бане подходили всё новые и новые отделения, и вскоре собралась вся рота. В этот момент отворились двери бани, и из неё вышли нестройной толпой красноармейцы. Алёшкин и его товарищи догадались, что это и была рота одногодичников 6-го полка. Все они были одеты в новые х/б гимнастёрки, такие же штаны, кирзовые сапоги и фуражки. У многих обмундирование явно не соответствовало росту, топорщилось во все стороны и сидело на молодых людях так, что они никак не походили на своих ловких командиров отделений, а выглядели как будто нарочно нелепо переодетыми артистами самодеятельности. Колбин не удержался и довольно громко произнёс:

— Ну и чучела! Неужели и мы такими же будем?!! Это не красноармейцы, а какой-то хор братьев Зайцевых (тогда на эстраде подвизались артисты, одетые бродягами, выглядевшие вообще очень нелепо, они пели хором злободневные куплеты и назывались «хор братьев Зайцевых»).

Вышедшие из бани по команде старшины построились в колонну по четыре и зашагали к своей казарме, находившейся на противоположном конце двора. И странное дело — как только рота построилась, и её бойцы, стараясь идти в ногу, зашагали, вся разрозненная мешковатость и неуклюжесть каждого из них, стоявшего отдельно, так бросавшаяся в глаза, куда-то исчезла, и все вместе они выглядели довольно стройной колонной, мало чем отличавшейся от красноармейцев, виденных ребятами раньше.

— Вот что значит строй, — глубокомысленно сказал Беляков, но развить свою мысль ему не удалось, так как теперь уже их старшина Белобородько крикнул:

— Становись по отделениям в колонну по два!

С некоторой суетой и толкотнёй, которая, однако, уже была меньше, чем при первом построении, каждый встал за своим командиром отделения в том порядке, какой им был указан ранее. Конечно, не обошлось и без недоразумений: Яков Штоффер забыл, где стоит, и несколько мгновений тыкался в разные места, пытаясь втиснуться хоть куда-нибудь, чем, конечно, опять вызвал окрик старшины, и лишь после этого нашёл своё место. По новой команде старшины все вошли в большой предбанник