Король Треф - Борис Седов

Тем временем рассыпавшиеся по дощатому настилу яруса драгоценные камни, повинуясь легкой дрожи всего огромного тела мельницы, потихоньку сползали к краю настила и один за другим падали прямо в стоявший на самом нижнем ярусе огромный ларь с мукой. Пролетая сквозь пересекавший темноту мельницы яркий солнечный луч, они на миг вспыхивали и в следующую секунду уже ныряли в мягкую глубину муки, поднимая маленькие пыльные облачка.

Через некоторое время в стоматологические клиники Гамбурга стали обращаться люди, чьи зубы были странным образом расколоты. Похоже было, что все они неудачно пытались разгрызть что-то очень твердое. Еще одним, объединяющим все эти случаи обстоятельством, было то, что все они, как один, уклонялись от разговоров о том, каким образом им удалось так испортить зубы. Стоматологи пожимали плечами и добросовестно ремонтировали сломанные зубы, получая за это неплохие гонорары.

Жизнь в Гамбурге шла своим чередом.

Я лежал на огромной кровати и смотрел «Матрицу».

На большом плоском телеэкране, висевшем на противоположной стене, Киану Ривз ловко убегал от виртуальных злодеев, время от времени зависая в воздухе и перелетая через пропасти между небоскребами. Фильм шел на немецком языке, и это было несколько забавно.

Рядом со мной лежала Наташа и, тоже уставившись на экран, время от времени прикладывалась к бокалу джин-тоника. Курить я ей позволял только в ванной, потому что не хотел, чтобы она пускала мне в нос облака дыма, от которого я только-только начал отвыкать. Первое время, когда я бросил курить, выполняя данный самому себе зарок, я чувствовал себя отвратительно. Под ложечкой сосало, руки машинально шарили по карманам в поисках сигарет, а о том, что происходило с нервами, и говорить стдно. Я был готов взорваться из-за какой-нибудь ничтожной мелочи, вроде скрежета вилкой о тарелку, а когда кто-нибудь не совсем ясно понимал сказанное мной, у меня появлялось желание отгрызть ему голову. Что и говорить, никотин — яд. Не зря лошади не курят.

Следя за небывалыми скачками и приемчиками главного героя «Матрицы», я думал совсем о другом. Снова и снова я вспоминал то, что произошло на явочной квартирке ФСБ. И уже в который раз я прокручивал в голове разговор с Саньком, быстрый шепот Наташи и подробности той милой картинки, которую мы оставили там для российских спецов.

Что же я узнал от Санька?

А узнал я элементарные вещи. То, что у меня остались еще деньги — уже ни для кого ни секрет. Это — раз. Агенты ФСБ гоняются за мной вовсе не для того, чтобы передать меня правосудию, а исключительно для того, чтобы отнять у меня эти деньги и передать их своему начальнику, который положит их в собственный карман. Это — два. Возможно были еще какие-нибудь варианты, но этих двух хватало за глаза и за уши.

Теперь — Наташа.

Вот она лежит рядом со мной, рассеянно гладит меня по животу, а что у нее в голове — неизвестно. То есть неизвестно, какими словами она думает, а о чем — очень даже известно.

Есть такое животное — Знахарь называется. Этот Знахарь хорошо ее трахает, вытаскивает из разных смертельных ситуаций, вот и сейчас вытащил, как всегда. И он позволяет водить себя за нос. И пока что Знахарь нужен ей, Наташе, смазливой и похотливой твари без совести и с гнилой, как зубы наркомана, душой. И вот сейчас Знахарь выполнил очередную задачу, устроив Наташе мнимую гибель. И теперь, когда она уже почти спасена, Знахарь становится для нее опасным, потому что только он один знает, что на самом деле она жива. И поэтому пока что нужно продолжать притворяться, что они вместе. И притворяться до тех пор, пока Знахарь, как обещал, не даст ей по доброте душевной денег на устройство жизни. А вот когда даст и таким образом исчерпает все, что он может для нее, суки подлой, сделать, тогда Знахаря нужно будет устранить. То есть — убрать, грохнуть.

И Наташа начнет новую жизнь, и никто не будет знать, что не сгорела она вовсе на той явочной хате, а живет себе где-нибудь в Пенсильвании в полном здравии и с другими документами и лицом. И будут у нее дети и внуки, и получит она свое бабское счастье полной мерой.

А Знахарь — да и хрен с ним. Наплевать и забыть.

Вот так.

Так что, Наташечка, известны мне твои нехитрые, но вполне подлые мыслишки. И не бывать этому, гадом буду. Я сам поведу тебя по той тропиночке, где в конце получишь ты от меня пинок в свою аппетитную задницу и полетишь, как птичка вольная, куда хочешь. На все четыре стороны.

Я протянул руку и погладил Наташу по бедру.

Она шевельнулась и прижалась ко мне животом. Прижиматься чем-нибудь пониже у нее возможности не было, потому что у нее началась менструация. Так что полноценный секс отменялся, и на ней были надеты особые трусы красного цвета с крупной надписью «NO» на лобке. Это значило, что вход для посетителей временно закрыт. Зато не отменялось все остальное, и с самого вчерашнего утра она мимолетными прикосновениями поддерживала мою плоть в постоянном напряжении. Вот и сейчас ее рука скользнула под одеяло и ухватила меня за член. Он тут же отреагировал и с готовностью напрягся, но, мягко сжав его несколько раз, Наташа убрала руку и снова оставила его ни с чем. Я читал где-то, что на Востоке, а именно в Китае высшим пилотажем секса является способность мужчины не кончать целыми сутками. Примерно то же происходило со мной сейчас. И, должен сказать, в этом что-то было. Китай — древняя цивилизация, и в сексе, судя по всему, они тоже знали толк.

Наташа вдруг захихикала и сказала:

— А здорово я ввернула насчет жизни на берегу моря!

Я ухмыльнулся и поддержал ее:

— Да, неплохо. Я тоже старался. Будем надеяться, что они схавают эту запись. Меня только беспокоят трупы.

— А что тебя в них беспокоит? — лениво спросила Наташа, снова запуская руку под одеяло.

— А беспокоит меня то, что если начнут проводить баллистическую экспертизу, то сразу же выяснится, что стреляли они все как-то странно. А некоторые из них даже сами в себя.

— Ну и пусть выясняют, — сказала Наташа, снова пошевелив рукой, где надо, и снова убрав ее, — ты что, думаешь, что фээсбэшники придут к полицаям и скажут — дескать, это была наша хата и половина из мертвяков — наши агенты? Мол, дайте их сюда, мы будем выяснять, что случилось. Да ни в жисть! Их просто спишут и все тут. И выяснять ничего не будут. Два полевых агента и один уголовник — кому они нужны! Так что забудь об этом и не забивай голову. Лучше давай подумаем, что нам делать дальше.

— Давай, — ответил я и замолчал.

На экране Киану Ривз, невероятно отклонившись назад, уклонялся от медленно летевших над ним сверкающих пуль, оставлявших за собой волнистые складки прозрачного, как стекло, воздуха.

Эх, блин, мне бы так уклоняться!

Красивое кино делают, собаки, да вот только в жизни все не так красиво и ловко получается. В жизни все иначе. И от пули хрен увернешься, и через улицу на уровне сотого этажа не перескочишь, а если наклониться назад так, как он, то от напряжения можно и в штаны навалить, да и затылком треснешься так, что мало не покажется. А на экране — красиво. Ничего не скажешь.