Граф-затворник - Элизабет Бикон

Он так терпеливо ждал позволения, что Персефона чуть не разрыдалась. Но этого нельзя было допустить, нельзя было привести его к ошибочному заключению, будто она не готова его принять. Ее собственное тело явственно вожделело его. И так сильно, что хотелось скрестить ноги до сладкой боли в острой точке желания.

– Никогда ни в чем нельзя быть уверенной, мой дорогой Алекс. Так что, достопочтимый граф, поторопитесь и возьмите то, что принадлежит вам, пока в дверь не постучала моя горничная.

– Моя дорогая ведьма. – Он издал громкий смешок и прильнул губами к нежному местечку между плечом и шеей, в точности выполняя указания жены.

И Персефону тут же подхватила невероятная волна любви и понесла их обоих в неизведанные волшебные дали, куда ей так хотелось.

Она чувствовала, как он входит в нее, стараясь не терять самообладания, и по краткому моменту острой боли поняла: ее девственность уже в прошлом. Но это того стоило, ведь он открыл для нее целый новый мир. Она почувствовала невероятно сильную сексуальную ауру их тел, пока ее муж сдерживался, давая ей привыкнуть к вожделенному вторжению и удерживая ее на самом краю. Им многое еще предстояло исследовать, но не сейчас, сейчас не было времени для подобных роскошеств. Сейчас он был в ней, и ее разрывало от сводящего с ума сексуального наслаждения, ей хотелось метаться от пронзительной чувственности и осознания его всепоглощающей власти, хотелось, чтобы никогда не закончился этот чудный миг их слияния в экстазе любовной страсти.

– Я не развалюсь на части, Алекс, – прошептала Персефона. Ее внутренние мышцы, о которых она даже не подозревала, сомкнулись вокруг его мощного мужского органа. Похоже, эта часть его тела, как и все остальные, идеально подходили для того, чтобы доставлять ей удовольствие. Он входил в нее, растягивал тугое лоно и вызывал неизъяснимо острое сексуальное наслаждение.

– А я мог бы, – подрагивающим голосом сообщил он, словно всю жизнь только об этом и мечтал, но никогда не смел даже надеяться.

– Давай попробуем, – бесстыдно предложила она. Ее охватила дикая эйфория. Наконец-то она ощущает внутри себя своего возлюбленного и знает: они вот-вот устремятся к вершинам безумной страсти.

Персефона начала двигаться, как он ее научил, и ее пронзили волны чистого восторга, когда муж возглавил это бесконечно сладостное действие. С каждым его мощным, глубоким толчком волны наслаждения делались все сильнее, и с каждым приливом и отливом внутри ее все больше разгорался огонь желания. Его губы прижимались к ее губам, руки крепко обнимали ее, а полуприкрытые отяжелевшими веками глаза не отрывали от нее взгляда, словно не могли упустить даже малости происходящего. Всеми своими чувствами и мыслями она старалась передать, как сильно она его любит и как ей нравится заниматься с ним этим. Но раз уж он научил ее жадному и ненасытному сексуальному голоду, то пусть возьмет их обоих к высотам экстаза, которые она совсем недавно узнала, ведь теперь они могут добиваться этого вместе.

Его зрачки расширились, яркие синие глаза почти почернели, движения стали нежнее и глубже. Этот глубинный чувственный ритм захватил и ее тоже, она ощутила уже знакомые сладостные спазмы. Персефона чувствовала, как его пронзают потоки дрожи, все ее внутренности вдруг свело от невероятного удовольствия. Они буквально растворились друг в друге и вдвоем воспарили к небесам. Она никогда не испытывала ничего столь возвышенного и пробирающего до глубины души. Ее сердце пело от наслаждения, но лучше всего было осознание, что она разделяет этот изумительный экстаз со своим любимым. Она была с ним каждый миг, чувствовала каждую его клеточку и малейшее движение и отдавала взамен всю себя.

Долгое восхитительное время они лежали одним целым, не разжимая объятий. Он пристально смотрел ей в глаза и часто прерывисто дышал. Она ощущала, как бьется его сердце. Александр и Персефона были соединены как настоящие любовник и любовница.

Он оперся на руки, чтобы не давить на нее своим весом, но это ничего не изменило.

– Похоже, мы оба уцелели, – промурлыкала Персефона, почему-то испытывая желание его утешить, – и это после такого безумного наслаждения.

– Ты – возможно, любовь моя, но вот насчет себя я не так уверен, – ответил он, как будто его вновь одолевали старые сомнения и неуверенность в собственной привлекательности.

– Ты для меня все, Александр Фортин, и даже не смей в этом сомневаться. Твой отец и злосчастный брат убеждали тебя, что ты недостоин любви. Они сами давно в могиле, и нечего вспоминать их несправедливые слова. Больше этого не будет. Я этого не допущу, просто докажу: ты достоин самой преданной любви, нашей любви, даже если на это уйдет вся моя жизнь. Мой дорогой муж, ты меня любишь, хочешь ты того или нет. Мои родные уважают и ценят тебя за то, какой ты есть, а не за твою красивую внешность. Все наши дети будут желанными, мы их будем обожать, и ты сам поймешь, какой должна быть настоящая родная семья, в отличие от той, в которой ты вырос. Кроме того, у тебя есть я. Наверное, я буду подчас и ворчать, и досаждать своим желанием получше узнать тебя, Александр Маттиас Гейрант. И если ты в скором времени так и не усвоишь, как же это чудесно – быть вместе и беззаветно любить друг друга, – мне придется выкинуть тебя из постели до тех пор, пока ты должным образом не откроешь, какой ты замечательный и самый лучший на свете, мой дорогой лорд Калверкоум.

Искренняя улыбка султана, которая ей так нравилась, появилась на лице Алекса, он притянул к себе жену и перекатил ее на себя. Она распласталась на его мощной груди и уже не могла отрицать – он сам в полной готовности открыть новое про нее саму, во всяком случае, если его нарастающее возбуждение хоть что-то значило.

– К сожалению, моя прекрасная леди Калверкоум, мне уже пора самому отсюда выметаться, если только ты не хочешь сообщить всему Эшбертону: мы были здесь сегодня вдвоем, – нахально ответил он.

И она едва удержалась, чтобы снова не обнять его крепко и никуда не отпускать, только после некоторого раздумья сказала:

– Конечно, лучше не сообщать. Мама не простит, если мы лишим ее удовольствия устроить свадьбу старшей дочери, особенно теперь, когда вернулся Маркус. Знаешь, он и Антигона последуют тем же путем, как только их имена огласят в церкви.

– Пусть подождут, они еще слишком молоды. Мы с тобой прошли через настоящий ад в ожидании свадебной ночи. Ожидать и сгорать от страсти иногда лучше, чем получить желаемое сразу же, – без малейшего сочувствия ответствовал Алекс, он-то знал, о чем говорил!

– С чего ты решил, что Маркус сгорает от неутоленной страсти? – поинтересовалась Персефона.

Алекс помрачнел. Конечно, в отличие от него, Маркус не давал никаких необдуманных клятв не притрагиваться к своей даме, а Джек никогда ее не встречал и не собирался ее защищать.

– Мне уже заранее жаль бедных идиотов, которые падут к ногам твоих младших сестер, – неосторожно произнес он.

– Если вы считаете, что в женщин рода Сиборнов влюбляются только идиоты, то вы оказались не в той постели, милорд, – по-женски надменно сообщила она и всем телом ощутила: от смеха заколыхалась широкая грудь Алекса Фортина, щекоча жесткими черными волосками ее чувствительные соски.