Девичья башня - Самид Агаев

– Нет.

– Четыре?

– Ладно, – согласился стражник, – пять дирхамов, и я тогда, скрепя сердце, принесу вам вина, а эти деньги потрачу на очищение от скверны.

– Только, чтобы вино было хорошим, – предупредил Егор.

– Я принесу вам лучшее вино, какое только можно найти в этом городе. Его сам Фарибурз пьет, – гордо сказал тюремщик, – давайте деньги.

Егорка подошел к решетке и высыпал ему в ладонь горсть монет. Через час тюремщик передал им зембиль с едой и вином. Уходя, он, глядя на них из-за решетки, сказал с завистью:

– Умеют же люди устраиваться.

Али, глядя, как Егорка выкладывает еду на полотенце, заметил:

– Как все-таки однообразно мы проводим свой досуг. Стоит нам сойтись, так сразу пьем вино.

– Нет, ты это видел? – сказал Егор, указывая большим пальцем на спину тюремщика. – Он нам еще и завидует, принес еды на дирхам, а пять взял за доставку. Вообще, хочу тебе сказать, что народ здесь очень завистлив. Впрочем, как и везде. Нет, позволь, мне сказать. Мой сосед просто слюной брызжет. Ах, какой хороший я купил дом. Я мол, всю жизнь здесь прожил в этой развалине, а ты приехал в мой город, чужестранец, и купил такой красивый дом. Что ты считаешь, я должен ответить?

– Я считаю, – без улыбки ответил Али, – что тебе пора уже прекратить эту болтовню и налить вина.

– Извини, – сказал Егор, – после того, как я провел сутки на кресте, я стал говорлив не в меру. Я тебе рассказывал, как меня распяли хорезмийцы? Нет? Сейчас расскажу.

Егор сковырнул печать с горлышка кувшина и протянул другу.

– Мы, что, из горла пить будем? – спросил Али.

Егор заглянул на дно зембиля и довольно кивнул:

– Какой приличный человек собирал эту посылку.

Он вытащил из сумки две глиняные чашки, заботливо оплетенные соломкой, наполнил их.

– Скажи здравицу. За что пьем? – сказал Али и осторожно принял наполненную до краев чашку.

– У меня нет слов, подходящих случаю, лучше ты скажи, – попросил Егор.

– Хорошо, скажу я. Давай выпьем за то, что мы еще живы. Хотя для меня это уже не имеет никакого значения. Поскольку время остановилось, кругом татары, и нам некуда бежать. Этот город, как остров Атлантида. Рано или поздно и он погрузится в пучину океана. За нашу дружбу. Потому что ты и твоя сестра, по большому счету – два человека, которые поддерживают у меня интерес к жизни. Ибо я заглянул туда, куда людям не следует заглядывать раньше положенного времени.

Али кивнул Егорке и медленно выпил.

– Как-то ты усложнил концовку, – сказал Егор, – но я так понял, что пьем за дружбу.

– Ты правильно понял, – переведя дух, сказал Али, – между прочим, кажется, во сне я видел Ладу. Ты ничего не знаешь о ней?

Егор покачал головой.

– Послушай, а сторож не обманул, – заметил он, – неплохое вино. Может еще заказать. Что нам с кувшина будет, а?

– Я долго не мог забыть выражения ее лица, – продолжал Али, – когда она прощалась с нами, перед тем, как уехать с рыцарем. Она пожертвовала собой ради нашего спасения. Меня долго мучила совесть из-за этого.

– И напрасно, – возразил Егор, – Лада хотела выйти замуж. Этот рыцарь был для нее хорошей партией.

– Егор, друг мой, – сказал Али, – ты очень хороший человек. Добрый, великодушный, храбрый. Но почему по отношению к своей родной сестре ты всегда проявляешь непонятную для меня душевную черствость. Как это объяснить?

– Я исправлюсь, – пообещал Егор, не желая вступать в спор о Ладе. – Давай, лучше выпьем.

Он взял из рук Али чашку и наполнил ее.

– Может быть, закусим? – спросил Али. – Последний раз я ел то, что ты мне приносил. Это было вчера днем.

– Выпьем и закусим, – сказал Егор, – я голоден не меньше твоего. Будь здоров.

Осушив чашку, он пододвинул импровизированную скатерть поближе к Али. На полотенце лежал ворох зелени, включавший в себя, главным образом, кресс-салат, укроп, кинзу, редиску, а также цыпленка и рыбину – и тот, и другая содержали в себе орехово-луковую сдобренную алычовой пастой начинку. Кроме этого на полотенце лежали так называемые, доймэ-кебаб котлеты из отбивного мяса, все было приготовлено на углях.

– Послушай, – сказал Али, увидев все это великолепие, – а он приличный человек, наш тюремщик. Эта суфра[23] много говорит о нем.

– Ты прав, – согласился Егор. – Эй, друг, – позвал он, подойдя к решетке.

– Ну, – буркнул появившийся стражник.

– Я и мой друг хотим выразить благодарность.

– Спасибо, не стоит благодарности.

– На самом деле, – не унимался Егор, – еды много, и все очень вкусное. Я этого не ожидал.

– А чего ты ожидал, – скептически спросил стражник, – что я возьму твои деньги, а тебе плесневелую еду принесу?

– Честно говоря, да, – сказал Егор. – Вот араб, например, так бы и поступил. Для них обман клиента – доблесть.

– Как там поступают арабы-марабы, я не знаю, – ответил стражник, – но у нас в Баку азербайджанцы так не поступают.

– Поэтому я и удивлен, – повторил Егор.

– Кушайте на здоровье, – сказал стражник, собираясь уходить.

– Подожди, брат, – остановил его Егор, – вина мало. Можешь еще купить?

– Да вы что, – возмутился стражник, – кувшина вина на двоих вам мало. Слушай, не наглей, а!

– Послушай, брат, – миролюбиво сказал Егор, – сам подумай. Можно ли наглеть, находясь по эту сторону решетки. Знаешь что сказал поэт, по этому поводу?

– Ладно, – засмеялся тюремщик, – давай деньги.

– И свечку, – добавил Егор.

– Какую еще свечку, – удивился страж.

– Какую-нибудь, хоть огарок. Как кушать в этой темноте. Можно лампу масляную.

– Вот это называется, покажи верх, у тебя подкладку попросят, – саркастически сказал страж.

– Еще пять дирхамов, – сказал Егор, – за вино и лампу.

Страж вздохнул, но деньги взял.

– Зачем тебе вино, – спросил Али, когда Егор вернулся, – мы еще это не допили.

– А чтоб было, – ответил Егор, – скоро стемнеет. Где мы ночью вино искать будем. К тому же моя одежда мокрая, я должен пить все время, чтобы не заболеть.

* * *

Закончив молиться, молла Панах провел ладонями по лицу и поднялся с колен. На душе у него было неспокойно. Впервые с тех пор, как он стал моллой, он не мог сосредоточиться на собственной молитве, все время отвлекался на посторонние темы. Виной этому были две женщины, появившиеся в его доме. Не то, чтобы он жалел о своем благородном поступке, но считал его опрометчивым. Едва появившись в доме, они сразу же открыли свои лица, и он увидел, что обе они необыкновенно красивы. Егор, оставляя девушек, сказал им: