Ловушка для вершителя судьбы - Олег Рой

Так прошло еще года три. Коробка с чудесными шахматами оставалась в родительском доме, в нише под подоконником. Даная не могла любоваться фигурками каждый вечер, но в ее мыслях они занимали столько же места, сколько и раньше. Каждый раз перед сном, лежа в широкой супружеской постели, она мечтала о вещах, которые сможет себе купить, продав семейную реликвию. Кому продать? Кто купит столь дорогую вещь в это смутное, нищее время, когда в почете совсем другие ценности? Этого она не знала. И не задумывалась об этом. Как я уже упоминал, для моей Данаи важнее всего на свете было знать, что она обладает сокровищем. Однажды она не выдержала и рассказала мужу свою давнюю тайну. Кто бы мог подумать, что ее грубоватый супруг вообще знает, что такое шахматы? Однако он заинтересовался, даже очень. И предложил жене перевезти сокровище поближе. Та, недолго думая, согласилась. Очень уж заманчивой казалась ей идея постоянно, как тогда, в далекие времена ее юности, любоваться фигурками.

Открыв крышку зеленого футляра, муж Данаи обомлел. Как ни странно, он тоже был сражен красотой творения искусного мастера. Увидев его взгляд, я сразу все понял, но было поздно. Я знал, что теперь он пойдет на все, чтобы завладеть этим восхитительным и очень ценным набором. На подлость, на преступление, на обман… Поверьте, мы, ангелы, очень хорошо умеем читать такие взгляды. Но моя дурочка Даная этого не поняла.

К сожалению, и на этот раз я оказался прав. Через какое-то время по стране прокатилась волна арестов. Отец моей подопечной попал под нее. У него нашли какие-то запрещенные книги или что-то в этом роде, точно уже и не упомню. Оправдываться он и не пытался. Человек он был немолодой, в последнее время сильно болел, и когда на горизонте замаячила ссылка, стало ясно – обратно он, скорее всего, не вернется. На мою девочку жалко было смотреть, ее словно подменили, так она убивалась. Наверное, поняла наконец, что вот-вот безвозвратно потеряет самого близкого человека в своей жизни. Я смотрел на нее и не верил, что за такое короткое время можно так перемениться. Она вдруг стала такой же, как в раннем детстве, – беззащитной и совсем не расчетливой. Как важны, как ценны были для меня ее сомнения, терзания, страхи! Впервые за долгие годы я обнаружил в ее голове мысли, не относящиеся к деньгам.

Муж Данаи к тому времени занимал достаточно высокий пост и, видимо, мог поспособствовать тому, чтобы у плохой истории получился хороший конец. Он не был против, но предупредил, что дело это будет непростое.

– Я отдам за это все, что угодно, – плакала несчастная дочь.

– И шахматы? – искушал супруг.

– И шахматы, – твердо обещала женщина.

Я и радовался, и огорчался одновременно. С одной стороны, я точно знал, что он подло обманывал ее, собирался взять себе семейную реликвию, сказать, что удачно ее продал и отдал эти деньги как взятку за свободу тестя. А сам хотел спрятать сокровище в тайник, известный только ему одному. Моей девочке грозило быть обманутой и обкраденной, реликвия могла уйти из семьи, где ее так берегли много лет. И это было ужасно. А с другой стороны – даже самая прекрасная вещь не ценнее человеческой души. И такой порыв моей подопечной стоил дорого и значил, что я охраняю ее жизнь не напрасно – душа ее, несмотря ни на что, может быть спасена.

Еще через неделю ушлый супруг объяснял заплаканной жене, что сделал все возможное, но даже самые великие усилия не всегда оправдываются. Ее отец неизбежно отправится в ссылку. Но! Ссылки бывают разные. Или это снежная пустыня, где валят лес и спят вповалку, или это совсем маленький, но уютный домик со всем необходимым в тихой сельской глуши. Из одних мест возвращаются, а где-то остаются навеки. Но более удачный вариант тоже стоит немалых денег. Картины, мебель и прочие остатки прежней роскоши сейчас никому не нужны, да и хлопот с ними много, а вот шахматы – совсем другое дело. На такую вещь в определенных кругах есть покупатели. Знающие люди. Все это, разумеется, совершенно секретно.

И тут меня ждал удар. Страшный, неожиданный удар. Моя Даная, так безутешно горевавшая последние недели, так искренне предлагавшая все, что у нее есть, в обмен на свободу отца, предпочла просто не услышать слова мужа.

Нет, она не передумала. Просто, как все алчные люди, привыкла четко представлять, что она купит на свои деньги. Она готова была купить отцу свободу, но платить такую высокую цену за его комфорт показалось ей чрезмерным. Если с человека снимаются обвинения и он остается на воле, тут все понятно, а во сколько оценить мелочи, которые превращают жизнь из невыносимой в сносную? Не могла она расстаться со своими обожаемыми шахматами за какую-то абстракцию даже ради единственного дорогого человека. Меня это убило. Понимаете, именно это! В этот момент, рядом с ней, я по-настоящему понял, что такое жадность.

Отец ее из ссылки не вернулся, а скоро она отправилась туда и сама. Могу поклясться, не без помощи обожаемого супруга. И там-то уж Даная поняла, насколько важны для человека эти «мелочи», по крайней мере, пока он пребывает в бренном теле. Ей пришлось на собственном опыте осознать, в чем разница между домиком с печкой и неотапливаемым бараком, чем отличается гнилая картофелина от просто невкусной и насколько грязная солома хуже самой грубой простыни. Но было уже поздно.

Сослали ее очень далеко от столицы, как сказали бы люди, «в Богом забытую деревеньку». Но это выражение неправильно. Для Всевышнего забытых мест не бывает. Есть лишь места, забытые самими людьми… Людей в тех краях действительно было совсем немного, однако неподалеку от поселений был женский монастырь. Там-то, спустя два десятка лет, уже после своего освобождения, и стала монахиней моя несчастная сребролюбка. И даже дослужилась до настоятельницы.

Правда, хорошей матушки из нее так и не вышло. По ночам, не смыкая глаз в тесной убогой келье, она вспоминала. Вспоминала не дом, не родных, не горячо любимого когда-то мужа. Она вспоминала старинные шахматы и так же размышляла о том, как хорошо было бы их продать. Нет, она больше не мечтала истратить деньги на свои нужды. Даная думала о вложении денег в церковь, о том, что на них можно было бы отремонтировать старенькую колокольню или заказать новые иконы. Благие мысли были в ее голове, но я огорчался. Потому что не было смирения в ее сердце, нет-нет да проскальзывали прежние желания. Глубоко-глубоко, совсем мимолетом, но я успевал их услышать. И до конца ее жизни не знал покоя. Все опасался – вдруг заложит моя монахиня свою бессмертную душу тому, чье имя не произносят? С жадными ведь всегда так: всю жизнь они боятся продешевить, а в итоге получают сомнительное благополучие, заплатив за это чем-то очень ценным…

Но все обошлось. Она умерла в возрасте шестидесяти двух лет, и в конце жизни, как мне казалось, обрела душевный покой. Во всяком случае, про злосчастные шахматы она больше не вспоминала.

Оранжевые языки пламени в заброшенном камине разгорелись так сильно, что, увидев это, Алексей даже испугался. Романтика романтикой, но и безопасность вещь не лишняя, особенно когда в доме дети. К тому же раннее июльское утро – не самое подходящее время для разжигания огня. Около ажурной решетки, прямо на полу, сидела Рита и задумчиво помешивала кочергой тлеющие угольки.