Дамы сохраняют неподвижность - Чингиз Абдуллаев

Врачи отговаривали его от безумного шага, опасаясь, что больная не вынесет перелета. Принятое решение было самым ответственным в его жизни, но он полагал его единственно правильным в создавшейся обстановке. Через три дня он летит.

Утром он поехал к дочери, и она впервые улыбнулась ему. Отец буквально завалил цветами и коллекционными куклами ее палату. Несмотря на свой возраст, Аня по-прежнему любила коллекционные куклы, которые он выписывал ей со всего мира. Он попросил врачей еще раз осмотреть девочку. Оценить ее общее состояние. И обратить внимание на те органы, которые в случае поражения могли отразиться на ее способности стать матерью. Ему казалось это самым страшным. Но как раз тут все врачи были единодушны – способность к деторождению молодая девушка не потеряла.

Он просидел у дочери целых два часа, забыв обо всем на свете. Он даже отключил два своих мобильных телефона, чтобы его никто не беспокоил. Охрана предусмотрительно не пускала в палату никого, кроме врачей. И целых два часа он был по-настоящему счастлив. Пока дверь не открылась и в комнату не вошел кто-то третий. Он даже не обернулся, настолько был уверен, что в палату к дочери не пустят постороннего.

– Мама, – радостно сказала Аня.

Это была его первая жена. Он быстро поднялся. Она была какая-то поблекшая. Он отметил и мешки под глазами, и не совсем удачную прическу. И ее мятую блузку.

«Странно, – подумал он, – я ведь даю ей много денег. Кажется, она получает по пять тысяч долларов ежемесячно. Интересно, куда идут такие деньги? Или она взяла на свое содержание какого-то альфонса?»

– Ирина, здравствуй, – кивнул он, пропуская бывшую жену к дочери. Ирина бросилась к девочке. Она целовала ее чересчур экзальтированно, чересчур нервно, словно пытаясь доказать, что любит свою дочь не меньше отца. Она виделась с ней один раз в полгода.

«Странно, – снова подумал он, – когда-то я любил эту неряшливо одетую женщину». У них и раньше случались размолвки. Ирина была чересчур истерична, излишне эксцентрична, что всегда выводило его из себя. Собственно, прожили вместе они недолго, всего полтора года. Размолвки случались и раньше, но в тот роковой день она вела себя так, словно сорвалась с цепи. Уже позже, просчитав сроки, он подумал, что, вполне вероятно, был так называемый предменструальный синдром, когда даже спокойная женщина становится истеричной.

Они говорили друг другу что-то резкое. Оба хотели спать. А ребенок капризничал, просыпаясь каждые полчаса. Когда девочка в очередной раз заплакала, Ирина крикнула, чтобы он подошел к ребенку. Это его удивило. Выросший на Кавказе, он привык к тому, что каждый в доме занимается своим делом. Мужчина обязан зарабатывать и кормить семью, а женщина – заботиться о муже и детях. Но он получил европейское образование и все же подошел к девочке, чтобы поменять ей пеленки. Но Ирина вдруг подскочила к нему, отталкивая в сторону.

– Ты ничего не умеешь делать, – прокричала она, даже не взглянув на мужа.

– Кажется, девочку нужно подмыть, – сказал он, – она испачкала пеленки.

– Отойди, я все сделаю сама, – продолжала бушевать Ирина. Потом были долгие причитания по поводу погубленной молодости и нежелания мужа помогать ей после рождения ребенка.

Он терпел до утра. А утром, придя после бессонной ночи на кухню, объяснил жене, что каждый должен заниматься своим делом. И заниматься пеленками ребенка должна женщина, а не он. И тогда он услышал, как Ирина кричит. Она причитала, что у ребенка просто плохой отец. Он не хотел спорить в этот день, просто у него были собственные взгляды на брак. Но Ирина могла вывести из состояния равновесия кого угодно.

– Разве у девочки плохой отец? – спросил он вечером, когда спор не утих.

– Настоящее дерьмо! – в запале выкрикнула она.

И тогда он впервые бессознательно поднял руку, чтобы ударить ее. Размахнулся, сжал кулак. В последнюю секунду расслабился, но все равно она отлетела в сторону – удар был достаточно сильный. Она испуганно вскрикнула, с ужасом взглянув на него. Он стоял над женой, сжав кулаки и тяжело дыша. Такой внезапной вспышки он сам не ожидал. Как, впрочем, и она. Он стоял над ней и долго молчал. А потом повернулся и вышел из комнаты. Она что-то поняла, закричала, бросилась за ним. Но он взглянул на нее так, что она лишь испуганно забилась в угол.

В эту ночь он собрал свои вещи и ушел от нее навсегда. Но состояние безумной ярости, когда он оказался способным ударить мать своего ребенка, он запомнил на всю жизнь. И с тех пор он всегда боялся такого гнева в себе.

Позже он станет миллионером и миллиардером, пошлет дочь на учебу в Швейцарию и начнет выплачивать ежемесячно ее матери деньги. Но ни видеть, ни слышать своей бывшей жены больше не хотел никогда.

Ирина, нацеловавшись с дочерью, с вызовом взглянула на него.

– Девочка в таком состоянии… – сказала она.

Он поморщился. Все эти дни он избегал встречи с этой женщиной, чтобы не говорить на подобные темы. Он представлял себе, что именно она скажет ему, обвиняя его в трагедии с дочерью. Отчасти она будет права. Он это понимал и именно поэтому избегал встречи.

– Врачи считают, что она быстро поправится, – жестко сказал Рашковский, – я думаю, что самое страшное уже позади.

– Ее нужно показать настоящим специалистам, отвезти в Европу, – с возмущением сказала Ирина, – а наши «коновалы» ничего не понимают.

Хорошо, что она сама заговорила об этом. Он с удовольствием воспользовался ее словами.

– Конечно, нужно, – кивнул Рашковский. – Я увезу ее в Лондон, чтобы показать лучшим врачам.

Этого Ирина явно не ожидала. Она немного растерянно взглянула на него.

– Когда? – только спросила она.

– Через три дня. За это время она немного окрепнет.

– А я? – зло бросила она. – Я останусь прозябать в Москве?

Вот что ее волнует, неприязненно подумал он. Она хочет поехать в Лондон. Пять тысяч ей кажутся не очень большой суммой. Хотя, может, он несправедлив, и она действительно переживает за дочь.

– Хорошо, – сдержанно сказал он. – Поедешь вместе с ней. Только будь добра, сделай так, чтобы я не слышал никаких претензий. – Он подошел к дочери, наклонился, поцеловал ее и вышел из палаты.

Выйдя в коридор, он хотел пройти к лестнице, но затем, словно вспомнив о своих делах, повернул обратно и вошел в соседнюю палату к адмиралу. Пожилой пациент ел свой суп, сидя в кровати и весело беседуя с медсестрой, которая расположилась на соседней койке.

– Добрый день, – поздоровался Рашковский, – как ваши дела?

– Здравствуйте, – оживленно ответил адмирал, – вы ко мне?

При появлении Рашковского медсестра вскочила со стула. Она часто видела по телевидению этого влиятельного человека и теперь была взволнована его присутствием в столь будничной обстановке.

– Мы ваши соседи, – пояснил Рашковский, – у меня дочь в соседней палате.