Непал для братвы - Сергей Николаевич Окунев

края крыши далеко выступали над стенами и были слегка загнуты вверх, на манер ковбойской шляпы, надетой на голову Буша (не приведи, Господи, к ночи увидеть такую картину!). У входа было несколько невысоких деревянных ступеней, по бокам которых стояли каменные фигуры каких-то животных, представляющих собой кого-то из семейства кошачьих. Михаил вспомнил, что нечто подобное показывали в Храме Обезьян в Катманду, и переводчик почему-то назвал их «собачками Будды». Михаил захотел завести подобную собачку у себя дома, но переводчик объяснил, что это иносказательное название львов у буддистов и индуистов; эти львы защищают от злых духов всех истинно верующих. Михаил, как реальный пацан, сразу потерял интерес к подобной зауми и сосредоточился на планах конкретных разборок с барыгами, которыми предстояло заняться по приезде и Питер. А зря! Знание символики расположения и служб в индуистских храмах очень бы ему пригодилось в настоящий момент. Около каждой скульптуры стояли плошки с пылающими там горящими фитильками; свет от них позволял рассмотреть все. Людей вокруг не было, хотя кто-то ведь зажег эти лампадки и притом недавно. Михаил кричать не стал, разумно полагая, что рано или поздно, но они сюда придут, а пугать народ просто так необходимости пока не было. Он постоял у входа, взял одну из плошек, сунул палец в масло, понюхал, пахло приятно, лизнул – очень похоже на растительное нерафинированное масло. Сразу вспомнились разварная картошечка, под маслицем и укропчиком, стопарик хорошего самогона, огурчик и все такое прочее, чего, окромя масла, пока в наличии не было. «Потерплю еще чуток, – решил Михаил, – не пить же мне масло, да еще из лампы. Братаны узнают, "масляным фильтром" назовут или еще хуже. Перетерпи!» Он, не торопясь и прислушиваясь, вошел в главное святилище, где в глубине на подставке располагались большая (пожалуй, повыше любого из братков на полголовы), ярко раскрашенная деревянная статуя обезьяны с короной на голове. Обезьяна держала в лапах меч, изгиб которого очень напоминал кроваво-красную полоску зари, увиденной Михаилом сегодня утром на вершине скалистой гряды, о которую раскололся вертолет. «Не иначе как это и есть меч Ханумана, а эта обезьяна – Хануман», – понял Ортопед. Около статуи стояли несколько лампадок большого размера и что-то еще. Ортопед подошел ближе и увидел перед статуей разложенную на роскошном резном деревянном столе шкуру, рыжего, как волосы самого Мишеля, цвета, но скроенную в виде комбинезона с капюшоном; передняя часть черного цвета с прорезями для глаз и губ была такой же, как у скульптуры. Стас, лишенный предрассудков, но не лишенный здорового любопытства, взял одеяние и начал его рассматривать, потом приложил к себе, как это он делал в салоне Брионии. Костюмчик оказался несколько широковат, но по росту и длине в самый раз, и он не отказал себе в удовольствии в него влезть, тем более что начало холодать. Маска на лице могла быть отброшена наверх, вроде забрала рыцарского шлема, руки и ноги тоже оставались свободными. Сразу же почувствовав тепло, он продолжил свои изыскания и, наконец, нашел то, что ему было необходимо. Далее у ног скульптуры стояли: стопка недавно испеченных лепешек, сантиметров двадцать высотой, трехглавая фигурка какого-то божества, вылепленная из сливочного масла (в тибетском варианте религии – смеси индуизма, буддизма, шаманства и т.д. действительно есть праздник, когда из сливочного масла делают статуи богов для одного из праздников, благо там холодно, и они не тают пока праздник не пройдет. – Авто.), и деревянная миска с полупрозрачным искрящимся напитком. Все это, судя по всему, было принесено Хану-ману в подарок. «Ну, ты уж, браток, меня прости, – обратился Михаил к скульптуре, – раз уж своим мечом ты нам попортил вертушку, и каким-то образом я тут, типа, в гости к тебе пришел – делись!» Он ловко открутил одну из трех масляных голов, размазал по лепешкам и воздал им должное, время от времени запивая искрящейся жидкостью из миски. Потом, недрогнувшей рукой, открутил и вторую голову у скульптуры, чтобы хватило на все лепешки, справедливо рассудив, что три головы, окромя ненужных споров, ничего вызвать не могут, хватит и одной, если она хорошо варит. Жидкость из миски, объемом литра на полтора, которой он сначала осторожно, а потом, решив, что отраву богу вряд ли подсунут, запил трапезу, показалась Ортопеду ну совершенно не похожей на все то, что он пил до того. По крепости она чем-то напоминала хорошее пиво: сначала зверски обжигала глотку, но постепенно становилась все вкуснее и вкуснее, сочетая сладость с ароматами каких-то трав, и чем дальше, тем больше ее хотелось пить. Михаил допил до дна, поставил аккуратно чашку на место, глубоко вздохнул и вырубился.

А тем временем в полукилометре от храма за рощицей, где располагалась небольшая деревня индуистов – почитателей и, как они считали, потомков очеловеченной великой милостью Шивы ветвью рода Ханумана – готовились к продолжению великого праздника подношения подарка, совершавшегося раз в год. Храм Ханумана тщательно убирался, зажигались светильники и ставились подарки – лепешки, испеченные из всех сортов зерновых, произрастающих в этом районе, масло из молока впервые отелившихся буйволиц и «сома» – легендарный напиток, придающий людям силу и смелость богов. Рецепт этого напитка в Индии был утерян более двух тысяч лет назад и только в этой деревне знали секрет его приготовления и берегли его все эти тысячелетия. Также чистилась и выкладывалась одна из шкур; по легенде именно в ней Ха-нуман стоял во главе войска и волшебным образом после победы он ее сбросил и принял божественный облик. Никто и не помнил, как давно она появилась в храме.

Поднеся подарки и попросив бога их принять, все житeли удалялись к себе по домам, гасили огонь, чтобы, если Хануман пожелает появиться, не раздражать его лишней суетой.

Когда главный жрец решал, что прошло достаточно времени, он выходил на улицу и звонил в колокольчик, по звуку которого взрослое население поселка зажигало факелы и торжественно процессией направлялось в храм. Так было и на этот раз, но в отличие от праздников, которые помнили самые старые участники, Хануман… принял дары!!! Лепешки были съедены, сома выпита, а то, что из трех голов Шивы одна была оставлена – это, по мнению главного жреца, являлось признаком особого к ним расположения. Исчезла и священная шкура, что означало желание Ханумана появиться в этом облике в ближайшее время перед своими почитателями. Иного они и предположить не могли, так как любого чужака, появившегося в этот время вблизи деревни или храма, более никто и никогда бы не увидел; впрочем, ближайшее поселение