Сестры-соперницы - Шобха Де

«Нет, он все-таки слишком деликатен для убийцы», — подумала она о Шанае, в очередной раз вспоминая мрачные предупреждения Раманбхаи.

Перед сном Микки решила принять ванну и заказала большую чашку горячего шоколада. Надо было выспаться. Телефон зазвонил, когда она мыла голову. В трубке звучал смутно знакомый мужской голос, который она не смогла распознать. Собеседник говорил на языке гуджарати и так тихо, что Микки едва разбирала его слова.

— Слушайте меня внимательно. Вашего мужа убили. Это был не просто несчастный случай, а заранее спланированная авария, виновник которой скрылся. Просто поверьте мне. Убийство ваших родителей и мужа — одних рук дело. Авиакатастрофа, в которой погиб ваш отец, тоже не была случайностью. Вас они тоже собираются убить. И вашу сводную сестру. Будьте внимательны и осторожны… внимательны и осторожны.

У Микки похолодели руки.

— Кто вы? — начала было она, но на том конце уже повесили трубку.

Микки стала вспоминать, где она могла слышать этот голос. А она его точно слышала, причем неоднократно. Выговор очень характерный — шепелявое «с» ни с чем не спутаешь. Кто же это мог быть? Шанай? Но он сейчас в Бомбее. Впрочем, самому Шанаю звонить вовсе не обязательно. Для этого достаточно нанять любого бандита. Но если за всеми этими убийствами стоит Шанай, то зачем ему ее предупреждать? Слова Раманбхаи не шли у нее из головы. Шанай, ее двоюродный брат Шанай. Смог бы он так поступить? Даже из любви к ней? И неужели он и вправду рассчитывал, что после всего этого она согласится выйти за него замуж? Бред какой-то. Нет, это уже слишком. С другой стороны, кому, кроме Шаная, выгодно, чтобы она овдовела?

* * *

Похороны мужа снова напомнили Микки похороны ее родителей. Опять все вокруг белое. На нее нахлынули воспоминания о таких недавних и в то же время таких далеких событиях. Она намеренно пришла в сари цвета топленого молока, понимая, что это вызовет повод для сплетен. Но Микки была выше этого. Она стояла, не сводя глаз с четырех украшенных цветами гробов, которые стояли рядком на изумрудно-зеленой лужайке возле особняка Бинни. Хорошо еще, что никто не бросился к ней и не попытался спровоцировать скандал, когда она вышла из машины и медленно двинулась по направлению к толпе незнакомых людей, стоявших в полном молчании. На Микки были огромные темные очки, закрывавшие пол-лица. Она знала, что в них выглядит глупо, но ей надо было спрятать свои сухие глаза.

К ней подошла пожилая дама и взяла ее за руку.

— Я мама Урми, — сказала она, запинаясь, и, не в силах больше сдерживаться, стала безутешно бить себя в грудь: — За что? За что Бог так меня покарал?

Что я сделала, чтобы заслужить такую страшную участь?

Другие женщины подхватили плач, а Микки застыла в замешательстве. С другой стороны лужайки на нее с любопытством поглядывали мужчины. Ей полагалось плакать а может, даже упасть в обморок, но она продолжала стоять как истукан. Жрецы начали ритуальные песнопения.

Церемония длилась больше часа, и Микки представилась прекрасная возможность разглядеть дом, лужайку и собравшихся здесь людей. Она решила, что это в основном служащие компаний Бинни. Друзей у него было немного. Зато со стороны Урмиллы пришло очень много родственников — они громко плакали и обмахивали веерами пожилую даму: сраженная горем, она лежала на диване и тихонько стенала.

Микки с нетерпением ждала, когда можно будет уехать. У нее был забронирован билет на вечерний рейс. Она посмотрела на самый большой гроб и почему-то представила, что Бинни лежит внутри с глумливой ухмылкой на губах, потешаясь над гротескностью жизни и насмехаясь над ней, Микки. А потом она унеслась воспоминаниями в те времена, когда была счастлива, и выражение ее лица непроизвольно смягчилось. Она вдруг поняла, что, несмотря на всю ту боль, которую причинил ей Бинни, в душе у нее не осталось обиды. «Может, это и есть настоящая любовь?» — подумала она, и на лице у нее появилась едва уловимая улыбка. И еще она поняла, что рада за Урми и ее детей. Они наконец-то навсегда воссоединились с Бинни. При жизни это было невозможно.

Микки закрыла глаза и почувствовала, что куда-то проваливается, убаюканная дурманящим запахом благовоний и звуками крошечных жреческих кимвалов… Ей привиделся Бинни, который в своем лучшем костюме плавно и величественно уплывал в небо, будто воздушный шар. Он приветствовал толпу гостей, собравшихся на его похоронах, весело махал им рукой и улыбался. И еще Микки видела его семью — его настоящую семью — Урми и ее детей, которые радостно летели рядом с Бинни и тоже махали всем руками и осыпали всех розовыми лепестками.

Несколько лепестков упало Микки на плечо. Она внезапно очнулась от забытья и поняла, что гробы уже подняли и несут прочь, а гости бросают лепестки роз вслед удаляющейся процессии. Она проводила взглядом медленно шествующих мужчин в белых куртках и дхоти, которые так резко выделялись на фоне изумрудно-зеленой травы. Красиво. Очень красиво. Она была рада за Бинни. Ему это понравилось бы…

Вернувшись, наконец, в гостиницу, Микки стала быстро собирать вещи. Удивительно все-таки, что никто так и не подошел к ней, не попытался заговорить. Никто, кроме женщины, которая, казалось бы, должна была ее избегать, — матери Урми. Микки еще раз оглядела номер, проверяя, не забыла ли чего, и вдруг на нее навалилась вся тяжесть осознания утраты Бинни. Она позвонила в аэропорт, отменила бронь своего билета на Бомбей, села в машину и поехала в Меркару.

* * *

Микки смогла примириться со смертью Бинни, лишь оказавшись в прохладной и просторной комнате домика для гостей на богатой кофейной плантации. В этом помог, как это ни странно, очень простой предмет — идеальной формы желудь, оставшийся от кого-то из предыдущих постояльцев. Микки нежно баюкала его в ладони, не сдерживая потоки слез, хлынувшие из глаз. Рыдала и перекатывала в ладонях желудь.

Слезы прекратились так же внезапно, как и начались. За окном пошел дождь. Микки прислушалась к мягкому шуршанию капель по крыше — казалось, она в жизни не слышала ничего более успокаивающего. Она вышла из комнаты и чуть не наступила на лягушонка, который проворно выскочил у нее из-под ног. Микки посмотрела вверх, на небо, и увидела за ветвями деревьев радугу. В этом семицветье ей привиделась улыбка Бинни, и она улыбнулась в ответ. Вновь застрекотали примолкшие на время дождя цикады. Микки прижала желудь к щеке, вернулась в комнату и стала собираться. Желудь она положила в сумку рядом с сари цвета топленого молока, которое так нравилось Бинни в самом начале их знакомства, когда он любил вплетать цветы жасмина ей в волосы и целовать родинку у нее на лодыжке. И тут Микки неожиданно поняла, что больше не грустит. Она сложила в сумку оставшиеся вещи и вызвала машину, чтобы та отвезла ее в город Коимбатор.

— Теперь я готова ехать домой, — сказала она с сияющей улыбкой пожилому администратору, который немало удивился, когда она попросила подготовить счет. Микки расплатилась и, уже садясь в машину, нараспев прокричала ему: — Да, пока я не забыла, спасибо вам за желудь. Ему я обязана жизнью.