СВС (Синдром Внезапной Смерти) - Бабулин Константин Леонидович

слишком ли много вопросов, для первого знакомства? – Её голос, тоже, был жестким, таким обычно на допросах произносят сакраментальную фразу: – «Здесь вопросы задаю Я». Глаза чуть сузились, и смотрели прямо в глаза Тархановой. Электричество между ними начало искрить…

Халитова, поняла, что коса нашла на камень, и стала оттаскивать свою подругу, прикладывая недюжинные физические усилия. – Пойдём, пойдём, ты уже всё сказала. – И обращаясь к художнице. – Наташа, извини нас, неделя была тяжёлой и … – И не договаривая, увела Тарханову в толпу.

Артёмова выдохнула, и посмотрела на Татьяну, как бы извиняясь, за странный инцидент. – Не знаю, что на неё нашло, на самом деле мы в прекрасных отношениях и в таком агрессивном состоянии я вижу её в первый раз.

– Бывает, ничего страшного. – Ответила Татьяна, и вдруг, неожиданно для себя продолжила: – Отчасти она права и камеры остались не только на улице. В мастерской они тоже были и стоят там до сих пор.

Лицо Артёмовой изменилось, она осунулась и побледнела, и выпустила руку Татьяны, которую удерживала.

– Ты всё это время наблюдала за мной? – Её голос, тоже изменился, он стал холодным и чужим.

– Да, всё это время.

На лице художницы появилась брезгливость.

– Надеюсь, тебе понравилось. – И она, помахав кому-то невидимому рукой, пошла прочь от Татьяны.

Та осталась одна.

«Ну, вот и всё. Знала, знала ведь, что не нужно было приходить. Гадство». – И пошла сквозь толпу на выход, не глядя по сторонам. – «Гадство».

Кафешка. Воронина

– Не нужно туда ехать. – Марина серьёзно смотрела на Воронину. – Что ты собираешься там увидеть?

– Не знаю, но это уже сильнее меня, и я не могу не поехать.

– Ну, хорошо приедешь, ну увидишь свой рисунок. И что?

– Почему-то мне нужно увидеть всё самой. И главное торги, я хочу видеть, как он будет продан и кому.

– А вот это-то, как раз, ты можешь и не увидеть. Участникам торгов не обязательно сидеть в зале. Некоторые, ещё до начала аукциона, делают заочные ставки на интересующие их лоты, и за торгами не следят. За них, в этом случае, торгуется сам аукционист, он повышает ставки до тех пор, пока эту заочную ставку не перебьют, или наоборот, пока она не выиграет. Другие участники торгуются по телефону, в этом случае сотрудники аукциона, дозваниваются до них, когда подходит интересующий их лот, информируют, что происходит в зале и по команде делают ставки. Так что, две трети участников в зале нет, и ты не сможешь их увидеть. В зале же, обычно, сидит человек двадцать, из которых что-то покупают человек пять-шесть. Жаркие схватки за лоты, когда несколько человек смачно торгуются полдня, бывают редко. Чаще всего лоты уходят по заочке или в один два шага торгов.

– Я всё равно поеду.

– Ну как знаешь. – Марина решила сменить тему. – Как твои кошмары, прошли?

– Да, прошли. – Воронина с опаской посмотрела на Марину…

Неделя назад. Воронина

Она проснулась от оттого, что чья-то рука гладила её по бедру. – «Что происходит?» – Она окончательно проснулась и вспомнила, что они спят вместе с Мариной и значит, это её рука гладит её. – «Что делать? Сказать, чтобы прекратила?» – Почему-то это было неловко сделать, и она продолжала притворяться, что спит. К первой руке присоединилась вторая, она начала гладить живот, потом передвинулась на грудь, потом поднялась выше, и остановилась на горле. И вдруг стала сжимать его. Люба почувствовала, что теряет сознание, сильно дёрнулась в попытке освободиться, и… Проснулась. Она лежала с открытыми глазами, и тяжело дышала. – «Что это было? Это сон или правда?» – Люба осторожно повернула голову и посмотрела на соседнюю подушку – она оказалась пустой. – «Где же Марина? Я опять не проснулась что ли?» – Она оглядела комнату, прислушиваясь, и вдруг с ужасом заметила, что в кресле кто-то сидит. – «Опять тот же сон. Или уже нет?» – Фигура в кресле пошевелилась. – Марина ты где?

Фигура в кресле опять пошевелилась и ответила сонным голосом: – Я здесь.

– Почему ты там?

– С тобой невозможно спать, ты всё время крутишься и толкаешься.

– Извини… Тебе же там не удобно, иди ложись, я постараюсь не толкаться.

– Спи, спи, я нормально устроилась…

Кафешка. Воронина.

«Что ей сказать? Что теперь в своих снах я вижу и её тоже? Что она душит меня во сне? Это рассказать ей? И как она отреагирует? Скажет, что у меня совсем крыша поехала?»

– Вообще не вижу снов, проваливаюсь, как в темноту…

– Ну, я рада, что моя ночёвка у тебя, помогла.

– Да спасибо.

Машина. Халитова.

– Что на тебя нашло? Зачем ты устроила этот скандал? Тебе не всё равно, что там в личной жизни у Артёмовой?

– Не знаю… Но именно потому, что мы с Натальей друзья, её нужно было предупредить.

– Ну и предупредила бы, а не устраивала разборки при всех. Кому стало легче? Скандал-то к чему в таких вещах? Отвела в стороночку, и предупредила в полголоса. И всё. А они уж там, пусть как-то сами разбираются потом. А так, во время выставки… перед Артёмовой неудобно…

– Да-да согласна, не так нужно было. Да уж больно эта девица наглая, ты не видела как она зыркала на нас?

– Нет.

– А я видела, она стояла там, словно рентген на таможне – всех просвечивала, только что в карман не лезла. Привыкли быть главными, в этой жизни – сволочи

. А

тут ещё этот сенатор грёбаный.

– Ещё один?

– Нет, тот из домика, садист.

– Которого ты из лука подстрелила? Чем он тебе опять не угодил?

– Знаешь, что о нём в новостях сказали?

– Что?

– Что погиб при исполнении, что так сильно боролся с коррупцией, уж так сильно её бедную прижимал, что чуть ли не под корень её уже извёл голубушку

. Д

а в последний момент, недобитые коррупционеры изловчились, и подловили его после трудов праведных… Орденом посмертно награждён, а про домик с садистской оснасткой, где его нашли – ни слова. А тут ещё ЭТА стоит зыркает… Я тебе говорила, что я тусовки не люблю? Говорила, ну вот…

– Я всё понимаю, но на людей-то бросаться не нужно…

– Кстати о людях, мне твоя Воронина не нравится.

– Господи, ты меня совсем уморить собралась? А она-то чем тебе насолить успела? Она точно не мент… сидит всё время у Семён Яковлевича, тише воды, ниже травы…

– Не знаю, но есть в ней какое-то второе дно, не могу объяснить. Лучше бы её к нашим делам не допускать.

– А никто и не допускает.

– Ну, картинки-то её, ты уже вовсю продаёшь,