Химия смерти - Саймон Бекетт

С другой стороны, я с головой ушел в наши отношения с Дженни и в свои лабораторные экзерсисы, а потому не обращал на это внимания.

Когда я появился в амбулатории, Дженис прибирала в комнате ожидания, по местам расставляя старые разнокалиберные стулья и укладывая потрепанные журналы в аккуратные стопки.

– Вечер-то какой тихий... – сказал я.

Дженис подобрала с пола детскую головоломку и положила ее в коробку с прочими игрушками.

– Да, но это лучше, чем комната, полная простуженных и ипохондриков.

Справедливо, отметил я про себя ее тактичность. Дженис не хуже меня знала, что список моих пациентов стремительно тает.

– А где Генри?

– Отправился прикорнуть. Мне кажется, утренний прием его сильно утомил. И не надо так огорчаться. Тут нет вашей вины.

Она знала, пусть даже не вполне конкретно, что я чем-то занимаюсь для полиции. Подобные вещи от нее никак не скроешь, да и настоящей причины для скрытности не было. Может, ей и впрямь нравилось сплетничать, зато она по крайней мере знала, где следует остановиться.

– Он как, в порядке? – обеспокоенно спросил я.

– Просто устал. Да и потом, дело не только в работе. – Она многозначительно посмотрела мне в лицо. – На этой неделе мог быть их юбилей.

Я совсем забыл. Вокруг творилось слишком много всего, чтобы держать в памяти даты, хотя Генри действительно каждый год был особенно тих и задумчив примерно в эти дни. Как и я сам, он никогда ни о чем не упоминал. И все равно причина ясна.

– Тридцать лет, фарфоровая свадьба, – продолжила Дженис, понизив голос. – Наверное, ему от этого еще хуже. Так что пусть работает побольше, это помогает отвлечься.

Ее лицо внезапно ожесточилось.

– Все-таки зря он...

– Дженис, – перебил я ее предостерегающим тоном.

– Но ведь это правда! Она его недостойна. А он... он заслуживал большего...

Слова потекли потоком. Казалось, она готова расплакаться.

– Что с вами? Вам плохо? – спросил я.

Она покачала головой и робко улыбнулась:

– Простите. Только когда я вижу, как он расстроен из-за... – Она запнулась. – Да еще все остальное. Разве нервы железные?..

Дженис вновь принялась суетиться вокруг журналов. Я подошел и забрал всю стопку.

– А почему бы вам не пойти домой пораньше? В кои-то веки...

– Я собиралась еще пропылесосить...

– Уверяю вас: с санитарными нормами ничего не случится, если мы нарушим их на один день.

Она рассмеялась, вновь став похожей на саму себя.

– Ну, если вы и впрямь так считаете...

– Абсолютно. Вас подбросить?

– Нет-нет! Вечер слишком хорош, чтобы сидеть в машине.

Я не настаивал. Дженис жила в какой-то полумиле от нас, да и дорога к ее дому шла большей частью вдоль главного шоссе. Просто я достиг той точки, когда осторожность переходит в паранойю.

Все же я понаблюдал из окна, пока она шла к шоссе. Когда Дженис скрылась из виду, я вернулся к журналам и начал кое-как расставлять их по местам. В стопке оказалось несколько экземпляров информбюллетеня местного церковного прихода. Наверное, остались от пациентов, слишком ленивых, чтобы самим выбросить мусор в корзину. Я решил сделать это за них, но тут одна из страниц привлекла мое внимание.

Вынув газету из мусорного бака, я обнаружил смеющееся лицо Салли Палмер. Под фотографией имелась небольшая заметка про «известную писательницу» Манхэма, опубликованная за несколько недель до убийства. Мне еще не приходилось видеть эту статью, так что, наткнувшись на нее сейчас, после смерти Салли, я испытал странное, беспокойное чувство. Я начал читать, и тут словно воздух выбило из моей груди. Упав на ближайший стул, я перечитал заметку вновь.

После чего кинулся звонить Маккензи.

* * *

Статью он прочитал в полном молчании. Когда я позвонил, Маккензи сидел в мобильном штабе, и стоило мне заикнуться про находку, как инспектор тут же приехал. Пока он читал, я отметил про себя, что от загара затылок и запястья у него стали цвета говяжьей печени. Закончив, Маккензи сложил газету, не меняя выражения лица.

– И что вы думаете? – спросил я.

Он потер багровый шелушащийся нос.

– Может быть, просто совпадение?

Маккензи вновь превратился в профессионала, то есть не склонного к разговорам полицейского. И вполне возможно, он прав. Хотя я в этом сомневаюсь. Взяв газету, я вновь обратился к заметке. Коротенькая, по типу тех, чем заполняют колонки, когда нет настоящих новостей. Статья называлась так: «Сельская жизнь окрыляет местную писательницу». Фраза, ставшая источником вдохновения для этого заголовка, шла в конце:

«Салли Палмер говорит, что жизнь в Манхэме помогает ей сочинять книги. „Мне очень нравится так близко находиться к природе. Воображение словно взмывает ввысь. Кажется, еще немного – и у меня вырастут крылья“, – утверждает талантливая романистка».

* * *

Я отложил газету.

– Вы думаете, то, что через пару недель кто-то воткнул ей в спину лебединые перья, – простое совпадение?

Маккензи начал выказывать признаки раздражения:

– Я сказал: «может быть». И я не готов категорически утверждать либо то, либо другое на основании какой-то жалкой заметки.

– А как иначе вы можете объяснить такое надругательство?

Он замялся, напоминая политика, которого заставляют цитировать чуждое ему партийное кредо.

– Психологи полагают, что преступник может испытывать скрытую потребность в трансформациях. И поэтому наделяет жертву ангельскими крыльями. Они говорят, что он может быть каким-то религиозным фанатиком, одержимым идеей высшего состояния...

– А что психологи говорят про других мертвых животных? Или о том, что он проделал с Лин Меткалф?

– Здесь у них пока нет уверенности. Но даже если вы правы, заметка все равно этого не объясняет. – И он ткнул пальцем в сторону газеты.

Прежде чем ответить, я тщательно взвесил слова:

– Если честно, я хотел поговорить с вами еще кое о чем.

Маккензи подарил мне внимательный взгляд.

– Продолжайте.

– После звонка вам я просмотрел амбулаторную карту Лин Меткалф. И ее мужа. Вам известно, что они долго и безуспешно пытались завести детей? Даже подумывали обратиться в клинику для страдающих бесплодием.

До него дошло почти мгновенно.

– Крольчата... Боже милосердный! – выдохнул инспектор.

– Да, но каким образом убийца смог об этом узнать?

Маккензи молча смотрел на меня, явно что-то обдумывая.