Метро 2033. Слепцы - Дмитрий Ермаков

В центре пещеры, занимая значительное ее пространство, раскинулся комплекс из пяти одинаковых цилиндров высотой с человека. Все они изготовлены из одного и того же стального сплава. К цилиндрам ведут многочисленные трубы и провода, опутывающие стены и пол пещеры. В стенах блоков видны круглые окна, вымытые не только изнутри, но и снаружи. Свет, льющийся из окон, освещает подземную пустоту. С тех пор, как перестало действовать новоафонское метро, в мире карстовых полостей не увидишь электрического света. Нигде. Только здесь он все так же ярко сияет, бросая вызов вечной тьме.

Центральный цилиндр самый большой. Это основной отсек гигантского тренажера, моделирующего условия космического полета[12]. Здесь находятся жилые помещения, научная аппаратура, оранжереи, склады продовольствия. Здесь хранятся скафандры. Из жилого отсека к выходу из грота ведет длинный узкий коридор. По нему экипаж должен совершать выходы «на другую планету» – в соседнюю пещеру. Должен был. Сейчас у экипажа, отрезанного от всего мира, есть задачи важнее…

К главному модулю примыкают блоки системы жизнеобеспечения, они отвечают за электро-, водо-, теплоснабжение, удаление отходов, очистку и подачу кислорода. Слышится тихое гудение, стены цилиндров слегка вибрируют. Комплекс работает. Немало дней прошло с того дня, как исчезли команды извне и бригады техобслуживания, но все системы действуют. А главное – живы те, ради кого работает вся эта сложнейшая техника, созданная людьми в последние годы своего триумфа во внешнем мире.

Человеческие фигуры мелькают в иллюминаторах. Туда-сюда по помещениям жилого отсека ходят трое: двое мужчин и молодая женщина. Они все время чем-то заняты, почти не сидят без дела. Люди готовят еду, следят за показаниями приборов, смотрят видеозаписи, читают книги. Дважды в день они выключают свет и ложатся отдохнуть, но несколько часов спустя снова встают и принимаются за дело.

Они привыкли так жить. Иначе они не умеют. Так воспитал их строгий, справедливый наставник, бесследно исчезнувший три года назад. Его фотопортрет с черной лентой в углу висит на почетном месте. На нем запечатлен мужественный, решительный человек. Глаза его, в которых сквозит железная воля, глядят куда-то вдаль. «Космонавт Брянцев Сергей Иванович» – гласит подпись под фотографией. И рядом приписка карандашом: «Учитель».

Каждый из живущих в «космическом корабле» людей нет-нет, да и взглянет украдкой на портрет наставника, задумается на миг, глубоко вздохнет и снова примется за работу.

Но и это еще не все. Раз в несколько недель люди устраивают выступления. Звучит музыка (когда строился модуль, не забыли и про компактный синтезатор), стихи, песни. А раз в месяц экипаж сдвигает мебель и показывает спектакль. Сами себе. Они уяснили раз и навсегда простое, строгое правило, которое много лет терпеливо вбивал в их юные ветреные головы учитель: «Не терять бдительность. Никогда, ни в каких условиях не предаваться безделью. Когда случится беда – вы должны быть к ней готовы. А случиться она может каждую минуту».

И эти трое, Света Николаева, Герман Лыков и Герман Буданов, попавшие сюда совсем детьми и выросшие в тесных стенах лаборатории, день за днем, месяц за месяцем строго следуют наставлениям Сергея Ивановича. Взрослый космонавт пропал, пытаясь найти выход из подземной ловушки, и скорее всего, погиб. Но он оставил достойных наследников, спокойно проживших в стальном склепе целый год.

Все спокойно в ракете-тренажере.

Лишь Герман Буданов то и дело глядит недобрым, полным зависти взглядом на своих товарищей, почти все время проводящих вместе. Понять, что Лыков и Николаева любят друг друга, смог бы и слепой. Все просто, все очевидно. И как было им не влюбиться? Она – милая, веселая девушка. Он – сильный, умный юноша, не теряющий оптимизма. Чувства их не вспыхнули сразу, как это обычно бывает в любовных романах. Все развивалось медленно, постепенно… Шаг за шагом шли навстречу друг навстречу другу юноша и девушка, хоть и отделяли их друг от друга считаные метры.

Света и Герман счастливы. И чем чаще проводят они ночи наедине, тем хуже спит третий член экипажа. Третий лишний. Но влюбленные слишком счастливы вместе, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

А дни идут один за другим. Идут, приближая неминуемую, неотвратимую развязку…

* * *

Тускло горит под потолком единственная лампочка, освещая крохотный пятачок в центре комнаты. В углах клубится непроглядный мрак. В помещении душно, холодно, грязно. Герман Лыков и Света Николаева, долгие годы считавшие уборку своим святым долгом, больше не в силах поддерживать чистоту.

Они впали в состояние глубокой апатии. Они словно пребывают все время в полудреме, не засыпая, но и не просыпаясь. Герман и Света почти не разговаривают друг с другом. Пищу они принимают раз в сутки небольшими порциями. Прекрасно зная об опасности пролежней, все еще заставляют себя каждые пять часов делать упражнения, браться за гантели… Но с каждым разом это дается им сложнее.

Все остальное время они лежат на откидных креслах в центре кают-компании. Еще живые, но заживо погребенные люди. Они пережили человечество, сгоревшее в пекле атомной войны, на целых двадцать лет. Теперь пришло их время отправиться в мир иной. Иного выхода у выживших участников эксперимента нет. Если бы он был, за столько лет мучительных поисков и яростных споров экипаж нашел бы путь к спасению. А значит, им осталось только одно – умереть.

Ни грусти, ни отчаяния не выражают лица Германа и Светы. Они не плачут, не проклинают судьбу, не пытаются храбриться перед лицом скорой гибели. Оба человека словно впали в летаргический сон. Последним страшным потрясением, сломавшим обоих, стала гибель их товарища, Германа Буданова. Он погиб во время вылазки, целью которой было найти выход из пещер. По злой иронии судьбы, Герман Лыков, оставшийся в живых, нашел выход. Ход этот освободился при сходе камнепада, под которым погиб Буданов. Выбраться через эту штольню в скафандрах было вполне реально. В сердцах Германа и Светы затеплилась надежда.

Но судьба приготовила людям новый сюрприз. Обсудив ситуацию, Лыков и Николаева пришли к выводу, что идти в неизвестность, наобум, ничуть не разумнее, чем дождаться смерти в лаборатории.

– Знай мы, что где-то… Неважно где. Где угодно можно жить, – с трудом говорила обессиленная Света. – Что там есть люди. Если бы была одна тысячная шанса. Я бы сейчас же надела «Спарх» и кинулась к ним. Но мы не знаем.

– Не знаем, – кивал Герман.

Антенна, которую они три года назад с огромным трудом провели к одному из боковых люков, где, к безумной радости экипажа, удалось нащупать какие-то сигналы, поймала в итоге лишь помехи.

И надежда умерла, рассыпалась в прах. Идти в никуда, на удачу, было бы чистым самоубийством. А Герман и Света дали друг другу слово: добровольно с жизнью не кончать.

И они жили. Точнее, существовали.

Для того, чтобы оборвать затянувшуюся агонию, им нужно всего лишь отключить подачу кислорода. Одно нажатие на кнопку – и они умрут, присоединившись к своим погибшим товарищам. Но они ждут. Покорно, почти равнодушно ожидают, когда наступит финал.