Ночь. Лифт. Два Босса - Янита Безликая

— Зоя! — рявкнула Марина.

— Что ты от меня хочешь? — посмотрела на диктаторшу.

Чего орать-то?

— Я хочу, чтобы мы обсудили с тобой все, что ты мне рассказала.

— О планах на новую жизнь? — спросила с надеждой.

— Нет, о старых нерешенных вопросах.

— Я все решила, — поджала упрямо губы.

— С семьёй — да, все. Умничка, что пошла по этому пути. Все же месть — это не твоё, ты даже бывшему только машину разбила. Ты у меня добрая, котик. Нервы пощекотать, это можно. Заявиться на свадьбу с двумя мужиками — грандиозный план. А вот что придумала та — такое дермище.

— Я как вспомню, как она целуется со стариком… — застонала, закрывая ладонями лицо.

А если вспомнить, что её лицо копия моего, так совсем жуть.

— А вот это могла бы не рассказывать. Что за мерзость? — лицо Марины скривилось от брезгливости.

— Ты это только слышала, а я видела. Боже, зачем я смотрела?

— Так, мы отошли от темы разговора.

— Я вообще не хочу разговаривать. Хочу напиться и поехать домой.

— Зой, послушай. Сейчас я скажу очень важную вещь, которую заметила я и которую ты из-за своего эмоционального состояния совсем не замечаешь.

— Мне уже хочется заткнуть уши, — призналась, теряясь от встревоженного вида Марины.

— Ты не можешь так переживать из-за семьи, как бы ты себя ни убеждала. Да, это тяжело, но ты давно готовилась порвать все связи. Сейчас ты сделала это с легкостью, сняла груз с плеч. А вот ссора с мужчинами душу терзает, ведь так, кис?

— Очень, — шепнула и предательские слезы покатились по щекам.

Вот зачем об этом? Не хочу.

— Я всегда за тебя. Любому мудаку набью морду, если он тебя обидит. Но если смотреть на вашу ссору со стороны, то попахивает детским садом.

— Что? — нахмурилась, не ожидав такого поворота.

Где "Зоя, забей, ещё лучше встретишь”?

— Когда взрослые люди ссорятся, они не ставят точку. Да, выпускают пар, но потом садятся друг напротив друга и разговаривают. У тебя был болезненный опыт. У Марка, судя по рассказанному тобой, тоже. И нет бы подуть друг другу на ранки, чмокнуть в лобик, обсудить, что тебе неприятно, как он вспылил. Так вы устроили драму. Ни в коем случае я не оправдываю его слова и тон. Но если ты отмотаешь назад и уберешь инцидент с сестрой и новыми подробностями про семью, разве так бы отреагировала Попокович? Коть, ты бы, возможно, и уехала к себе, но на утро бы пришла к ним на работу и отчитала своего рыжего за те слова. Предупредила бы о том, что с тобой так разговаривать не надо. Решила бы вопрос по-другому и сейчас бы не пила здесь, а грелась в постельке со своими котами.

— Они любят Мишу, — всхлипнула.

— А ты спрашивала их об этом? Мы, девочки, можем себе придумать многое за мужчин, но порой лучше спрашивать прямо.

Вот черт. Почему все сразу так глупо? Почему больше нет грандиозного конфликта в моей голове, вселенской обиды?

— Ненавижу тебя.

— За что, детка?

— Потому что ты в пух и прах разрушила мою позицию по этому вопросу, и я не понимаю, как себя вести. Я же сильная, понимаешь? Гордая женщина.

— Ты очень пьяная женщина, — улыбнулась Марина. — А что касается гордости и силы — это спорная тема. Вот хочешь ты, чтобы они у тебя в ногах валялись, бегали за тобой.

— Не хочу я этого.

— Давай другому заливай. Я-то тебя знаю, Попокович. Только вот зачем им за тобой бегать? Если ты четко дала понять, что продолжения не хочешь. Марк пришел утром. Да, подача у него была не очень, но и ты могла сказать: "Марк, единственное что я хочу, чтобы ты уважал меня и со мной так не говорил, это неприятно, это ранит." И конфликт был бы закрыт. Собрала бы их вдвоем, обсудила их отношение к Мишель.

— Очень просто рассуждать со стороны, — буркнула.

— Детка, так и ты отстранись, не варись в эмоциях. Подумай, ты же девочка умная. Да, сильная. Да, гордая. Да, крутая. Но поверь, лучше быть счастливой. Если ты к ним чувствуешь что-то сильное, то борись за это. Ты не будешь жалеть, что попробовала и у тебя не вышло, а вот жалеть, что не попробовала точно будешь.

— И что делать? Я не хочу унижаться.

— А кто тебя об этом просит? — хмыкнула. — Пока ты пьяна, езжай к Алену, раз Марка уже упустила, и требуй объяснений. Если что-то пойдет не так, всегда можешь свалить все на алкоголь и уйти, задрав свой хорошенький носик.

— Я не уверена, — закусила губу.

Такое заманчивое предложение.

— Попокович, ты бы хотела сейчас лежать здесь или быть с ним? — прищурила свои хитрые глазища и улыбается, зная ответ.

— Если я об этом пожалею, тебе конец.

— Напугала, поднимай попку и вызывай такси.

— Я об этом пожалею, — выдохнула, поднимаясь.

— Нет, ты ещё благодарить меня будешь. Я вообще не понимаю, что бы ты делала без меня, моя эмоциональная девочка.

— Сама боюсь об этом думать, — призналась и крепко-крепко обняла подругу. — Как же я тебя люблю.

— И я тебя, глупышка, — ласково погладила по спине. — А теперь езжай.

И я поехала, по пути несколько раз хотела развернуть такси в сторону моего дома, но сдержалась. Потом возле их дома на меня напал ступор. Гордость яростно вгрызалась в горло. Но найденные в сумке ключи помогли перебороть себя. Я зайду внутрь только под предлогом отдать эти чертовы ключи. Да, именно в три часа ночи. Плевать. Я так хочу.

Даже нажимая на дверной звонок, верила, что сейчас красиво швырну ключи в лицо и уйду, но стоило Алену открыть дверь…

Сонному, сладкому, соблазнительному, полуголому… И заготовленная пафосная речь застряла в горле.

— Малышка? — удивился Ален.

Пошатываясь на каблуках, сложила руки на груди и спросила:

— Вы выбрали меня, потому что я похожа на неё?

Зоя, мать твою, а как же ключи?

Зоя, — начал Ален, мягко улыбнувшись, — может, зайдешь и все обсудим?

Пригласительно приоткрыл дверь пошире.

— Я не хочу оставаться с тобой наедине, ты слишком… — не договорив, замолчала, кусая губы.

Борьба внутри шла неутешительная: чувств и здравого смысла, обиды и желания.

— Слишком соблазнительный? — продолжил Ален.

Он с осторожностью подошел ко мне, задержав взгляд на груди, посмотрел в глаза так проникновенно, что внутри все защекотало.

— Слишком наглый, — возразила и тихо добавила: — Зачем вышел босиком? Замерзнешь, простынешь.

Ален улыбнулся шире и, сжав в руке мою ладонь, предложил: