Звенья разорванной цепи - Алла Бегунова

Возражал только министр внутренних дел граф Перген. Он говорил императору об опасности распространения мистических знаний среди мелких буржуа, ремесленников, работников мануфактур. Под его нажимом Иосиф Второй в декабре 1785 года все же издал указ, в котором повелел закрыть масонские ложи на территории Придунайской монархии, оставив лишь по одной в каждой из ее провинций. Исключение он сделал для Вены, Будапешта и Праги, где разрешалось существование двух-трех лож сразу.

Революция, случившаяся во Франции летом 1789 года, ухудшила положение «вольных каменщиков». На них стали смотреть как на заговорщиков, строящих коварные планы по свержению законной власти. Резон в том был. Например, одним из инициаторов государственного переворота в Париже являлся масон маркиз Мари Жозеф де Лафайет, участвовавший в составлении знаменитой «Декларации прав человека и гражданина», ныне командующий Национальной гвардией Франции.

Говорят, младшая сестра Иосифа Второго, супруга французского короля Мария-Антуанетта, теперь живущая на положении пленницы во дворце Тюильри, писала брату об этом и рекомендовала быть осторожным с любой организацией масонов.

Аржанова зацепилась за последнюю фразу Игнаца фон Борна.

— Говорят, говорят… — задумчиво повторила она. — Значит, у вас есть люди, которые читали данное письмо Марии-Антуанетты?

— Ну, это совсем нетрудно, — улыбнулся прелестной госпоже фон Рейнеке Великий мастер. — Племянник моей жены, Адам Вейсгаупт, служит в придворной канцелярии. У него — замечательный почерк, и потому он часто копирует письма для императора и его министров…

«Вот что нам нужно!» — воскликнула про себя курская дворянка, но лицо ее осталось абсолютно спокойным, даже равнодушным. Сейчас важное сообщение следовало «завалить камнями», то есть сделать так, чтобы фон Борн не придал ему никакого значения и вообще забыл, почему рассказал о племяннике новым знакомым. В дело вступил надворный советник.

С крайне заинтересованным видом Якоб-Георг спросил, где можно купить книгу «О мистериях египтян». Этот вопрос имел особое значение для Игнаца фон Борна. Книгу он издал на собственные средства и в количестве 500 экземпляров. Но затем выяснилось, что исторические исследования о народах, живших во время оно, не пользуются спросом у венских обывателей. Книга плохо продавалась, несмотря на помощь братьев-«вольных каменщиков». Первый секретарь российского посольства выразил желание приобрести сразу десять экземпляров для единомышленников в России, но все — с автографом Великого мастера ложи «К истинному единодушию».

Если бы не столь позднее время, то, возможно, супружеская чета фон Рейнеке очутилась бы в доме литератора и историка и немедленно стала счастливой обладательницей десяти из двухсот еще не распроданных экземпляров книги «О мистериях египтян». Но не следовало беспокоить его семью во втором часу ночи. Потому, доставив господина фон Борна на своем экипаже до площади возле Венского университета, где тот проживал, они сердечно распрощались и условились увидеться послезавтра. То есть семья фон Рейнеке пригласила семью фон Борна к себе на обед, в ходе которого предполагалось обменять книги на деньги и обсудить путь человечества из тьмы незнания к сияющим вершинам всеобщего равенства, свободы и братства.

Документ, который вручил Флоре князь Голицын, имел длинное название: «О назначении в какие праздники какое платье носить особам обоего пола, имеющим приезд ко двору Его Императорского Величества Иосифа Второго». Слушая объяснения Дмитрия Михайловича, курская дворянка взглядом скользила по строкам красивого готического шрифта: «…дамам наблюдать более простоту и умеренность в образе одежды… не употреблять таких вещей, коим одна только новость дает всю цену… запрещается отделывать платья золотым и серебряным шитьем или кружевами шире десяти сантиметров, а также носить прически выше девяти сантиметров, разумея их высоту ото лба… разрешается по большим праздникам дамам и кавалерам носить золотые и серебряные парчи, в прочие праздничные и другие дни — всякие шелковые материи, кавалерам еще и сукно… распоряжение относительно ширины их отделки остается в силе…»

Речь шла о приеме во дворце Хофбург по случаю Рождества Христова 25 декабря 1789 года. Не только венский двор, но и весь дипломатический корпус должен был присутствовать там. «Весь» — значит вместе с послом и его супругой предстояло ехать на раут и первому секретарю российского посольства с его «дражайшей половиной». Но Лора фон Рейнеке честно призналась действительному тайному советнику, что никогда прежде не участвовала в столь высокоторжественных мероприятиях и проводить в Хофбурге целый вечер, а может быть, и половину ночи особого желания не имеет. Она боится попасть там впросак и тем уронить честь Российской империи, ибо требования австрийского придворного этикета ей совершенно неизвестны.

Дмитрий Михайлович, понимая всю ответственность момента, пригласил жену надворного советника для воспитательной беседы.

Во-первых, ее присутствие на рауте в Хофбурге строго обязательно, поскольку Иосиф Второй будет обходить дипломатов, и это — прекрасная возможность в обстановке не совсем формальной представить ему недавно прибывшего в Вену нового сотрудника российского посольства вместе с женой. Во-вторых, император как противник всевозможных церемониалов и великосветских условностей, никаких невыполнимых требований к внешнему виду и поведению придворных дам и кавалеров не выдвигает. Например, и посол, и первый секретарь посольства прибудут на прием в обычных форменных кафтанах. Цвет их и покрой для чиновников Иностранной коллегии государыня определить не соблаговолила. В силу того обстоятельства носят они обычные мундиры, положенные дворянам Санкт-Петербургской губернии, а именно: светло-синие кафтаны с черными бархатными воротниками, лацканами и обшлагами, белые суконные камзолы и кюлоты, все — с серебряными пуговицами. Серебряный же галун нашит на камзоле у князя Голицына в два ряда, у Якоба-Георга — в один ряд, согласно их чинам по Табели о рангах.

В-третьих, прически и туалеты дам венского двора еще со времен императрицы Марии-Терезии отличаются простотой и непритязательностью. Покойная не терпела экспериментов с волосами, коими безмерно увлекались при дворе французского короля Людовика XV, а затем и его сына, Людовика XVI, ее зятя. Никаких начесов, никаких суконных валиков, спрятанных в немыслимых куаферах с лентами, украшеными перьями и гирляндами из драгоценных камней. Вид самый естественный — две-три мелких букли над ушами, аккуратная укладка с маленькой диадемой надо лбом и слой тончайшей пудры, покрывающий все волосы.

Аржанова вернула князю Голицыну австрийскую инструкцию, как всегда, подробную, обстоятельную, глубоко продуманную:

— Насчет прически мне все понятно. Но что делать с платьем?

— Ваше платье не должно быть более украшено, нежели платье моей жены, — ласково улыбнулся ей действительный тайный советник.

— Как я об этом узнаю?

— Екатерина Дмитриевна примет вас и покажет свой вечерний туалет, уже готовый для раута.