Королевский выбор - Эмилия Остен

— Знаю, — холодно сказала Чарити. — А ты?

Она не могла забыть тех месяцев в Италии, которые прошли после отъезда из Флоренции. Как она тосковала. Как ждала. И как дождалась наконец, — и все оказалось не так уж просто.

— Я знаю об этом все! — почти выкрикнула Леокадия.

— Тогда не стоит больше мучить себя, — мягко произнесла Чарити. — Потому что все изменилось и уже никогда не будет прежним. Ни для тебя, ни для меня, ни для Рамиро.

— Послушай, чужестранка. Ты не знаешь нас. Ты никогда не станешь здесь своей. Что ты принесла острову, кроме денег?

— Себя. — Чарити разозлилась. — Послезавтра, когда празднование свадьбы уже завершится, состоится королевский совет. Мною совместно с министром де Моралесом подготовлен новый законопроект о снижении пошлин на ввоз иностранных товаров, и Рамиро вчера намекнул мне, что, возможно, поставит меня руководить финансовым министерством, коль уж скоро я так люблю считать эти финансы — так он сказал. — Она смотрела в побледневшее лицо Леокадии. — Я не провинциальная дурочка, принцесса. Я — дочь своего отца, одного из крупнейших европейских банкиров, и он научил меня всему, что знает сам. И это я приношу в дар острову. Я знаю, как сделать жизнь здесь лучше, как увеличить доходы, перераспределить расходы, как добиться, чтобы Фасинадо расцвел еще пышнее. Я не стану всего лишь украшать трон. Рамиро верит мне. Совет меня примет. Не потому, что я королева и чудо как хороша собой, а потому, что я буду говорить с ними на их языке. Или ты полагала, что я его не знаю?

Судя по виду Леокадии, именно так она и полагала. Все это время принцесса видела перед собою красивую англичанку, избалованную дочку богатого отца — и оказалась совершенно не готова к разговору с той женщиной, что стояла сейчас перед ней.

— Завтра я стану твоей королевой. Ты, Леокадия, согласно церемонии, — моя сопровождающая и подруга. Я не желаю войны между нами, но, чтобы ее не было, тебе придется смириться с тем, что я теперь здесь. И я никуда не исчезну. Проще смириться, чем затевать битву, в которой проиграешь.

— А если не проиграю?

— Даже если я исчезну, — Чарити отчетливо понимала, о чем именно идет этот разговор — о жизни и смерти, о ядах в бокалах и змеях, подпущенных в постель, — то Рамиро не полюбит тебя. Мы говорили с ним, говорили откровенно. Он сказал, что любит тебя как сестру. Всегда было так. Никаких шансов, Леокадия.

— А если он солгал, чтобы угодить тебе?

— Ты знаешь Рамиро, — откликнулась Чарити. — Так как?

Леокадия молчала. Она понимала, что англичанка права. Рамиро не умеет лгать в чувствах. Он может не сказать ничего и тем самым запутать и заставить строить предположения, но ложь — это не по его части.

Текли секунды, девушки молчали. Наконец Леокадия, не наклоняя головы, присела в легком реверансе.

— Ваше величество…

И стремительно вышла из комнаты.

«Море, — думал Рамиро, стоя у окна. — Море — вот почему ты так нравишься мне, почему каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты несешь мне радость и перемены? Ты окружаешь меня, словно берешь в объятия, и я покоряюсь, хотя обычно ни перед кем не склоняю голову.

Может быть, потому, что здесь покорность — нечто иное, не унизительное, а возвышающее. Как в любви».

Город лежал внизу. Город, текущий длинными улицами, шумящий торговыми площадями. Парусники в порту. Виноградники на склонах, там, где заканчиваются улицы. Еле видная отсюда песчаная улыбка пляжа. Плавный изгиб форта. Чайки, парящие высоко-высоко и оглашающие окрестности печальными криками.

Это было так привычно, и это было жизнью, настоящей жизнью, которая вдруг надвинулась на Рамиро и поглотила его. От нее теперь уже никогда не удастся отгородиться. И не нужно.

«Когда-нибудь, — думал Рамиро, — у меня будут сыновья с зелеными или голубыми глазами; когда-нибудь я повезу их на виноградники». И будет светить солнце, и тени ажурными рисунками лягут на их лица, и будут светиться налитые соком виноградные гроздья, и муравьи заберутся в корзину с припасами для пикника. Жена Рамиро, его королева, сядет на покрывало, беспечно подоткнув юбку, и станет хохотать вместе с ним и сыновьями, и солнце запутается в ее волосах, да так и не сможет выбраться оттуда. Ночью, когда он и Чарити останутся наедине, Рамиро станет ловить в ладонь эти вечные золотые искры.

Так будет. Жизнь продолжается, и так будет.

Он наконец заплакал и засмеялся одновременно.

Прошло еще совсем немного времени со дня свадьбы, так что Чарити даже не привыкла к обращению «ваше высочество», а теперь придется снова привыкать. Наверное, когда-нибудь, через много лет, про нее будут рассказывать сказки. Сюжет самый что ни на есть подходящий. Чарити послушно поворачивалась, поднимала руки, наклонялась… Три горничных суетились вокруг, одевая ее для коронации. Окно комнаты было распахнуто, и с улицы доносился веселый гомон толпы. Кажется, весь город собрался посмотреть.

Наконец, горничные отступили, и все мгновенно закрутилось, череда событий увлекла Чарити, как бурная река.

Традиции Фасинадо в отношении коронации оставались незыблемыми уже много веков: костюмы, слова, действия и жесты. Чарити страшно боялась сделать что-нибудь не так, хотя ее роль в церемонии была минимальной.

Вначале служба в соборе Святого Павла, на которой присутствовали только будущие король и королева. Чарити едва понимала, что происходит, но сознание странным образом выхватывало картинки из окружающей действительности. Свет, потоком льющийся сквозь цветные витражи и окрашивающий мантию кардинала в странные оттенки, которым нет названия. Губы Рамиро, шепчущие молитву. Его руки на синей ткани плаща. Ангельское лицо мальчика из хора. Дрожащий язычок свечи в руках у служки.

Неужели все это происходит с ней? Неужели этот мужчина, ее муж, ее Рамиро, сейчас станет королем? И одновременно Чарити чувствовала, что глубокое спокойствие и уверенность в том, что все будет хорошо, переполняют ее.

А потом они вышли на ступени церкви. По традиции, идущей из глубины веков, король Фасинадо сам возлагал себе на голову корону, принимая ее из рук кардинала. Де Пенья протянул синюю бархатную подушку, на которой лежали две короны, Рамиро взял одну из них, повернулся лицом к народу:

— Этим я возлагаю на себя ответственность за ваше благо и клянусь быть справедливым правителем. — Золото смешалось с темными прядями.

Толпа взревела, но мгновенно смолкла, подчинившись жесту Рамиро.

Принц, нет, теперь уже король, взял вторую корону и возложил ее на склоненную голову Чарити.

— Королева Чарити.

Они повернулись лицом к площади и взялись за руки.

— Король! Король Рамиро!

— Королева Чарити!

— Король! Король! Король!

Молодые король и королева стояли перед своим народом. Она была прекрасна: платье из тонкой выработки шелка глубокого синего цвета, по краю бежит замысловатый вышитый узор, в котором меандры сплетаются со стилизованными изображениями чайки, золотые шнуры обхватывают талию и скрещиваются на груди и спине, плотно прижимая нежную ткань к коже. Волосы распущены, спадают по спине почти до талии, а запястья охватывают тяжелые браслеты светлого золота. Он был истинным королем, наследником древнего рода: белый льдисто-искрящийся шелк туники складками спадал вниз, касаясь мрамора ступеней, синий плащ с такой же золотой каймой, как и на платье королевы, лежал на плечах императорской мантией.