#INSTADRUG - Диана Лилит

– Дизайнер! Да, я буду дизайнером или стилистом… – нашелся он.

– Так дизайнером или стилистом? Ты же вроде так долго выбирал, – спросила я.

– Стилистом. Я буду стилистом. Это абсолютно мое. У меня отличный вкус, и это факт. – В голосе Шона сквозило высокомерие.

Мы молча кивнули. Было очень сложно не рассмеяться. Минут пять мы болтали ни о чем и решили разойтись по домам. Шоннан вновь догнал меня у самого входа.

– Слушай, Кэрри, может, сходим куда-нибудь сегодня? Вдвоем? – тихо спросил он.

Честное слово, мне совсем не хотелось идти куда-то с Шоном.

– Не уверена, что смогу. Давай позже решим. – Я попыталась вежливо улыбнуться, но, видимо, ничего не вышло.

– Отлично. Но я бы на твоем месте хорошо подумал… – Шон самоуверенно указал на себя, словно говоря мне: «Ну как можно отказать такому красавчику?!».

Я попрощалась и вошла в дом.

Весь день мы собирались, а вечером устроили просмотр фильма с горячим шоколадом, конфетами, зефиром и чипсами. Шоннану я все-таки отказала, что очень задело его самолюбие. Несмотря на это, спустя двадцать минут он и его компания присоединились к нам, и вечер получился очень милым.

Последний день мы провели, катаясь и играя в снежки, почти все время пробыв на воздухе. В общем, было здорово, больше мне нечего сказать. Как ни крути, но теперь я понимаю, насколько быстро пролетели зимние каникулы. И вот я вновь дома. С Шоннаном и его друзьями мы продолжали иногда общаться в «Фейсбуке», но не более того.

Я все так же поддерживала общение с Тео и ждала новой встречи. И ни одного дня я не провела, чтобы не подумать о Маэле. Словами не передать, как я за него переживала. Это было странное и печальное состояние. Но я хотя бы не теряла надежды и продолжала верить в его выздоровление, пусть даже у него оставалось очень мало времени на то, чтобы проснуться. Или его отключат от аппарата жизнеобеспечения.

А время все летело и летело, я жила своей обычной жизнью, но вот настала роковая неделя. Последняя неделя. Последний шанс Маэля. Все мои мысли были заняты только им, ничем больше. Даже его родные перестали писать о его самочувствии и вообще появляться в Сети. Невозможно было узнать, что у них на душе. Но самым ужасным было то, что улучшений у Маэля так и не наблюдалось. Ничего, кроме загадочных слез и таких редких движений…

Маэль Эйнсворт

Больница VI округа, 12.08

Мне снился такой странный сон. Словно я покидаю этот мир. Но я слышал какие-то голоса. Врачей, медсестер… Холодные и жестокие голоса. Они мне незнакомы. Я опять в больнице? Может, это наркоз? Нет, наверное, я просто сплю. И очень скоро проснусь.

– Он безнадежен. Он умирает. Мы вынуждены отключить его. Месяц комы. Время пришло…

Но я не мог открыть глаза. Тело словно онемело, я ничего не чувствовал. Зато слышал какие-то звуки.

Опять проваливаюсь в пропасть. Много света, слишком много, он просто пожирает меня.

Я наконец-то открываю глаза.

Три недели моей жизни после комы прошли в больнице. Ничего не изменилось. Опять разъяренные голоса родных, которые говорят с врачом, медсестры, которые суетятся надо мной. Подумать только: целый месяц я провел в коме. Один раз я уже впадал в кому, но тогда мне не было и десяти лет, да и проспал я всего лишь три дня.

Я узнал о том, что если бы не очнулся тогда, то меня бы отключили от аппарата жизнеобеспечения. Мрази. И как меня только угораздило проснуться вовремя? Мне кажется, что я все слышал. Не знаю, как это точно описать. Словно очень четкий сон.

Проблема в том, что я ужасно разговариваю и еле хожу. Видимо, придется учиться заново.

Я решил попробовать встать самостоятельно. Получилось, мягко говоря, не очень… Я опять упал на кровать. Чувствовал я себя ужасно, тело не слушалось.

Я снова попытался подняться и ухватился за край кровати. С трудом, но я оказался на ногах. Честно говоря, ноги были похожи на неудобные протезы. Продвигаясь ползком по стене, я добрался до двери, открыл ее и выбрался из чертовой палаты. Дальше было труднее. Я понял, что не знаю, где здесь выход.

О, вот он! Огромная стеклянная дверь вела на улицу. За пару минут я устал так, будто все это время поднимался по отвесной стене.

Я очутился в небольшом парке, где никого не было. Меня это даже порадовало. Никто не будет пялиться на меня и разглядывать эти уродские трубки, торчащие из моего носа.

Дойдя до огромного дерева, я лег прямо под ним и уставился на пасмурное небо, затянутое серыми тучами. Хорошо, что зима у нас в городе не снежная и теплая. Деревья еще зеленые, но листья уже опадают. Ветер дул все сильнее, и листва шумела все громче и громче. Скоро будет дождь, но мне все равно. А может, настоящая гроза. Вот прикол будет, если меня убьет молнией. Она изуродует меня до такой степени, что все побоятся смотреть на мой труп. Был у меня в детстве друг, которого убило молнией. Мне даже не разрешили приходить на его похороны, чтобы не «травмировать детскую психику». А хоронили его в закрытом гробу.

Жизнь – такая странная вещь. Кто знает, что произойдет через пару мгновений? Кто-то живет больше, а кто-то – меньше. Я понятия не имею о том, когда я умру. С самого рождения врачи давали неутешительные прогнозы: что с таким сердцем я доживу только до двадцати семи лет. Мне уже двадцать три. Значит, осталось еще… один, два, три, четыре… Четыре года – и все. Естественно, родные не дадут мне умереть и будут искать донора до последнего.

Возможно, никто не сможет мне помочь. Если мне суждено умереть, то пусть так и будет. Я устал бороться.

Раскат грома заставил меня вздрогнуть. Я закрыл глаза и сосредоточился на ощущении капель дождя на лице. Так я чувствовал себя живым и полным сил. Счастливым быть очень легко.

Минут сорок я лежал в полнейшем спокойствии, пока меня не нашли. Одетт помогла мне встать и сказала, что нужно возвращаться назад. Были бы у меня силы, я бы просто так не сдался, но пришлось подчиниться.

Как же больно ходить. Чувства постепенно возвращались ко мне. Когда я оказался в палате, то сразу же рухнул на кровать. Родные с беспокойством наблюдали за мной. Их пугало мое молчание. Они хотели, чтобы я хоть что-нибудь сказал. А я не мог.

– Как ты себя чувствуешь? Уже лучше? – спросила бабушка, присаживаясь на край кровати.

Я лишь смотрел на нее пустыми глазами.

– Пожалуйста, Маэль, ну хоть головой кивни… – умоляла она.

Но я не мог. Как мне кивать, если я плохо себя чувствую?

– Видимо, все слишком плохо. Они предупреждали, что мозг может сильно пострадать, – в разговор вмешался дед, который с важным видом стоял у окна.

Я видел, с каким ужасом в глазах взглянула на него Одетт.

Внезапно в палату вошел доктор.