Плохая дочь - Маша Трауб

Как все вскрылось? Банально и неожиданно, как случается всегда. Медсестра забыла поменять у Марка Даниловича капельницу, но вспомнила об этом лишь потому, что оставила на посту мобильный телефон. Уже до дома почти доехала, пришлось возвращаться. Конечно, она больше беспокоилась о телефоне, чем о капельнице. Но решила заодно заглянуть к вип-пациенту и исправить оплошность. Старшая медсестра в тот вечер в очередной раз поругалась с мужем и, хлопнув дверью, поехала на работу, чтобы переночевать в ординаторской. Заведующий реанимацией тоже волею судьбы остался на работе – не мог пропустить халатик новенькой медсестры-практикантки.

Так случается в жизни, что поверить в подобное стечение обстоятельств невозможно. В такие моменты принято говорить банальности: «звезды сошлись», «судьба свела» и что-то в этом духе. Но в тот вечер в отдельной палате Марка Даниловича, знаменитого врача, учителя-гуру, встретились все, кто мог и не мог. Медсестра, забывшая поменять капельницу. Старшая медсестра, которой не спалось и она зашла попросить у знаменитого пациента планшет – хоть кино посмотреть. Заведующий, решивший после успешного свидания с медсестрой заглянуть к учителю. Просто потому что настроение было прекрасное, как и медсестра под халатиком.

Все действующие лица, независимо друг от друга, столкнулись в коридоре и зашли в палату главного героя. В палате стоял дым коромыслом, несмотря на открытое настежь окно. Марк Данилович сидел на кровати, курил, прихлебывал из чайной чашки явно не чай. На тумбочке стояла бутылка коньяка. Без женщины тоже не обошлось. Напротив сидела. Смеялась и кокетничала. Непозволительно высоко задранный халатик обнажал голые коленки. Дамочка тоже курила и пила коньяк. Но они играли в шахматы. Ход был за Марком Даниловичем. Тут уж никто не знал, как реагировать – вроде и женщина есть, и коньяк имеется, коленки обнаженные в наличии, но нарушители режима играют в шахматы, причем с такой страстью, что даже заведующий реанимацией позавидовал учителю, а старшая медсестра чуть не расплакалась – она от мужа за все годы совместной жизни такой страсти в глазах не видела. Младшая медсестра в тот момент ни о чем не думала, потому что потеряла такую способность. Шахматы находились вне сферы ее понимания.

Инцидент решили не афишировать. Но «сигнал» в терапию отправили. Предупредить коллег. В терапии про шахматы не поняли, а про курение в палате уважаемого и ценного пациента очень даже поняли.

– Вы обещаете не играть с Марком Даниловичем? – потребовала у мамы клятвы лечащий врач.

– Я-то вам сейчас все, что угодно, пообещаю, но вы спросите у Марка Даниловича, обещает ли он со мной не играть? Тут, как в браке, требуется согласие двух сторон, – уклончиво заметила мама.

– Ты за него замуж хочешь? – ахнула Татьяна Михайловна, которой не хватало любовной линии сюжета.

– С ума сошла? – ответила мама. – Хотя все может быть. Он вдовец, я вдова…

Татьяна Михайловна закашлялась, подавившись манной кашей.

– Пожалуйста, подержите ее хотя бы еще пару дней, – просила я лечащего врача. – Нужны анализы, обследование. Я с ней поговорю, она больше так не будет! Даже если будет, что я могу с ней сделать?

Врач кивнула, будто речь шла о неразумном ребенке, который на перемене бегал по школьным коридорам.

– Идите к заведующей, – сказала она. – Это не в моей компетенции.

Я пошла к заведующей и рассказала ей про свое тяжелое детство, работу санитаркой в больнице и прочие нанесенные мне моральные травмы. Я умудрилась расплакаться, рассказывая про аварию и сырники. Заведующая, смахивая под очками слезу, согласилась оставить маму до окончания обследования или до первого предупреждения. Но дело, как выяснилось позже, было не в моих слезах и не в сердобольности заведующей, как я думала. А в том, что Марк Данилович поставил ультиматум – или он лежит еще неделю и играет с Ольгой, или выписывается и умирает дома на руках дочерей. Заведующая деликатно намекнула, что моя мама может спускаться в отделение реанимации, но коньяк полностью исключается. Курение сокращается. И она должна сделать так, чтобы Марк Данилович не переживал из-за проигрыша.

– Можно ваше последнее пожелание я не буду передавать? – улыбнулась я. – Если Марк Данилович выиграл хоть один раз, значит, моя мама точно играла в поддавки. Уж поверьте.

– Мам, зачем ты напугала женщину? – спросила я, вернувшись в палату. – Ей же теперь плохо.

– А мне, можно подумать, хорошо? Лишили меня последней надежды, – огрызнулась мама.

– Мам, надежды на что? – уточнила я.

– На все! – ответила мама и обиделась на весь мир.

– Давай я тебя устрою в одноместную палату, хочешь? – спросила я.

– Нет, конечно. У меня прекрасные соседки. И чай принесут, и еду из столовой. Ты, кстати, знаешь, там ужасно пахнет. Я не могу там есть!

– Отлично, значит, ты идешь на поправку, раз начала различать запахи. Но постарайся сделать так, чтобы тебя не выгнали. Закончим обследования, а потом с результатами на руках будем думать, что делать дальше. И извинись перед уже бывшей соседкой, которая шарахается, если видит тебя в коридоре.

– За что извиняться? Что она без чувства юмора? – хмыкнула мама.

– Хорошо, просто постарайся еще чего-нибудь не устроить. Ты уже добилась невозможного – официально курить в реанимации, играть в шахматы после отбоя. Марк Данилович за тебя заступился, и, пока он здесь, тебе ничего не грозит. Если только ты не доведешь его до инфаркта. Так что очень тебя прошу, проигрывай почаще. И да, замуж за него выходить не стоит, даже если он предложит. А он точно предложит. Это уже моя личная просьба. Мне сейчас не до новых родственников, пусть и самых распрекрасных.

На следующий день я сидела дома, уставившись в телефон. Ждала звонка из больницы. Но никто не позвонил, и я расслабилась, решив, что мама услышала мои мольбы. И через день никто не позвонил. Мама, которой я звонила трижды на дню, отвечала ласково и нежно. Рассказывала про анализы, капельницы и вполне сносную мясную запеканку на ужин. Про то, что медсестра прикрутила резинку на форточку так, чтобы дуло только в сторону маминой кровати, а не на других соседок. Нет, их не прибавилось. Одну сегодня выписали, хотя должны были через два дня. Вторую забрали родственники под расписку – будут переводить в другую больницу. Да, книжки еще есть. Еда тоже.

Кажется, это был седьмой день пребывания мамы в больнице. Утром мне позвонила заведующая отделением. Естественно, неизвестный номер.

– С вами говорит заведующая. Приезжайте, забирайте вашу родственницу, – строго сказала она.

– Вы ее выписываете? – уточнила я, уговаривая себя, что, возможно, теперь такие правила – родственникам при выписке звонит непременно заведующая.

– Нет, не выписываю, но вы должны ее забрать. Сегодня же. По собственному желанию.

– По чьему желанию? – Я плохо соображала.

Заведующая уже положила трубку.

Я поехала забирать маму, готовясь к худшему из всех возможных сценариев. Она выбросила-таки женщину из окна? Выбила стекло в палате? Обустроила нелегальную кальянную в туалете? Довела до инфаркта Марка Даниловича? Успела тайно выйти за него замуж? Закрутила роман с анестезиологом, у которого была давняя связь с заведующей терапией? Что еще она могла натворить? В принципе все варианты годились для претворения в жизнь, если за дело бралась мама.