Скверная жизнь дракона. Книга четвертая - Александр Костенко

class="p1">— Они так редко поступают. В основном волки лишь охотятся.

— Нельзя недооценивать волка-одиночку, Ликус. Но ты прав, в основном волки лишь охотятся на тех, кто слабее. И разумные тоже.

— Не скажи, — я посмотрел на Хубара с неким скепсисом. — Чем сложнее и опаснее зверь, тем ценнее охота. Не так ли?

— О, ты прав, — церковник лукаво улыбнулся и сел за стол. — Охота на такого зверя завораживает. Манит. Притягивает. Влечёт. Ступать по его следу, угадывать движения, предсказывать сторону, в которую рванёт раненый зверь. Это удовольствие не сравнится практически ни с чем.

— Но что-то всё же есть. Что это? Ты столько раз просил меня быть откровенным, а сам молчишь, — я услужливо разлил вино по стаканам, как бы подсказывая церковнику не отвлекаться от рассказа.

— Охота, Ликус. Ты вряд ли поверишь, но это охота.

— На зверя?

— Нет, никогда. В моей охоте кровь зверю пускать запрещено, ведь охочусь я на разумных.

— Что? — я невольно потерял самообладание и ошарашенно посмотрел на церковника.

— Не пойми превратно. Охота не в смысле поймать в силки и заколоть. Считай это наблюдением, со ставками.

— Ты сейчас это серьёзно? — у меня пропал аппетит. Хорошо прожаренный кусок мяса теперь казался омерзительной кучей сгнившей трухи.

— Я неправильно выразился, но мне приятна твоя реакция. Это непростительно, когда один разумный другого использует как загонное животное.

— Тогда выражайся ясней, Хубар.

— Я говорю о том, что каждый из нас с течением жизни меняется. Не только внешне, но и внутренне, и…

— И тебе нравится смотреть и предполагать, как именно изменится разумный.

— Ты прав. Но ещё больше нравиться… — Хубар осёкся и посмотрел на меня сквозь прищур. — Я с удовольствием не только предполагаю, но и направляю разумного. Ведь я, как ключник слов Всебогов, обязан ведать души прихожан, знать их, направлять. И смотреть, как именно они идут по тропе, что выбрали для них боги.

— То есть, ты решаешь за разумного, как именно он должен прожить свою жизнь?

— Нередко и такое, Ликус. Бывает, дитя Всебогов теряет смысл самого себя, и приходится направлять его на правильный путь.

Хоть передо мной и сидел больной ублюдок, но я продолжил разговор о превратностях судьбы и что нам всем нужна поддержка, когда мы оступаемся. Хубар заглотил наживку и вскоре он уже рассказывал, что я — именно тот, кому нужна поддержка. А я лишь поправлял церковника наводящими вопросами.

Постепенно тема разговора сошла на церковь, на Всебогов и их описание. Хотелось узнать, почему у эльфов и людей одни боги на двоих, и язык. У меня это почти получилось, но Хубар резко прервался, поняв, что его водят за нос. Без всяких прелюдий и подготовки он воспользовался достижением. Хоть воздействие и было заблокировано, но я едва не потерял сознание от высокого гула в ушах, а съеденный ужин попросился обратно. Захотелось воспользоваться «Концентрацией» и отогнать наваждение, но я не решился: моя радужка моргнёт и Хубар всё поймёт.

Пришлось терпеть и ждать, когда гул с тошнотой пройдут, и делать вид, что я в порядке. Это неимоверно злило церковника, его взгляд так и горел злостью, но внешне он не показывал эмоций.

— Закончим на сегодня, Ликус?

— Конечно. Ты собираешься ещё раз зайти?

— Послезавтра днём состоится церемония. Я приду перед ней, ненадолго.

— Тогда до встречи, Хубар.

Церковник кивнул и вышел в коридор. Ученики схватили стол и если бы не моя сноровка — то я лишился бы добавки. А так со мной осталась тарелка с сыром и вяленым мясом, полкувшина неплохого вина и половинка хлеба.

С каждым разом достижение церковника всё жёстче и жёстче. В следующий раз он точно меня сломает. Если для магии призыва не нужно поднимать характеристики, то все свободные очки закину в Волю. И хоть Мистер Пушистик не хочет расставаться с очками, но пожри его скверна — его никто не спрашивал.

Спустя два часа, когда достаточно стемнело — я приступил к привычному делу. Скидывая крошки голубям, я не раз усмехнулся о том, что они питаются лучше меня. Вон, сколько хлеба им скормил. Но я всё равно продолжал крошить батон, пока рядом с окном не показалось тельце со светло-коричневым клювом и серыми перьями.

Я вытянул руку. Нога предательски соскочила с посоха, и я упал на пол, больно ударившись мягким местом о холодным камень. Но вместо того, чтобы ругаться и вздыхать — я лишь тихо зашептал:

— Здравствуй, пернатое создание, крыса небесная, тварь городская.

Я с удовольствием погладил голубя, находясь в некоторой степени шока. Голубь сам пребывал в хтоническом ужасе и с бешено колотящимся сердечком. И не удивительно: вот ты летишь покушать вкусного хлеба, а в следующую секунду тебя гладит сморщенная морская губка и хитро лыбиться при этом.

Вдоволь нагладившись и налюбовавшись птичкой — я стал готовиться к завтрашнему ритуалу. Сейчас слишком темно, и после ментального воздействия в висках иногда стреляло. Да и с характеристиками я ещё не разобрался.

Спустя пять минут я вернулся за книгу, а голубь познал все прелести эротического связывания. За мной подобного грешка раньше не числилось и вообще я не из таких — но птицу связал на отлично. Теперь она не убежит и не упорхнёт, а поставленная в угол и закрытая куском тряпки спокойно доживёт до завтрашнего дня.

— Интересно получается, — я устало потёр переносицу. С момента поимки голубя прошёл час.

Судя по прочитанному, достаточно иметь десять пунктов в «Чувстве магии» и в сто пунктов в Магии. Но это только в том случае, если дух будет призываться через ритуал — то есть, как я и планировал. Был другой способ, без кругов и лишних телодвижений — но на это требовалось много сил, времени и свободных очков.

Если получить класс «Призыватель», обучиться навыку «Магия призыва» и обладать обширным списком дополнительных умений, то достаточно будет взять птицу в руки и прочитать заклинание, без всяких кругов и кровопускания, с существенной разницей в стоимости призыва и его поддержания.

В моём случае потребуется пятьсот маны только на призыв духа, и ещё сто маны каждые пятнадцать минут на поддержание умения, тогда как восстанавливается в минуту лишь три пункта. Во втором случае необходимо двести пятьдесят на призыв и пятьдесят на поддержание. Очень хорошие показатели, но они не нужны, ибо призыв нужен только для побега, а в драке придётся рассчитывать только на себя.

Утром, когда очередной разносчик принёс завтрак — я на секунду задумался, прежде чем предложить тому поесть. Что-то нехорошее поселилось во мне после вчерашнего, и мне крайне не хотелось судить обо всех разумных лишь по одному полоумному.

Разносчик с благодарностью съел жидкую кашу и даже слова не сказал о куске хлеба. Я хоть и поймал голубя, но хотелось подстраховаться и попробовать изловить вторую птицу, на всякий случай.

— Ты меня прости, но по-другому нельзя, — я взял голубя в руки и стал медленно поглаживать пернатую голову. — Знаешь, жизнь такая штука, что иногда преподносит не самые приятные сюрпризы. И ты правильно смотришь на трубочку в моей руке: это именно то, что преподнесёт в тебя тот самый неприятный сюрприз. Ты, главное, когда это будет происходить — расслабься, и постарайся получить удовольствие.

Голубь испуганно вертел головой, подозревая неладное. Печально ему, но делать нечего. Птичку жалко и всё такое — но мне себя жалко больше.

В свете горящего фонаря блеснуло костяное лезвие кинжала, боль обожгла левую ладонь. Тонкая алая струйка потекла в чашу, медленно наполняя её. А следующим же пунктом пошла в дело принесённая Лактаром соломка. Сначала птиц почувствовал нечто инородное ниже хвоста, потом клюв. Я достаточно долго повозился, но всё же смог вставить соломку в горло птице.

— Наконец-то, — я прополоскал рот, стараясь избавиться от привкуса железа. Не самое приятное занятие набирать в рот собственную кровь и через трубочку вливать её в птицу, но что не сделаешь для собственного выживания.

Магические круги я выводил с особой осторожностью. Достаточно ошибиться в малюсенькой закорючке и, в лучшем случае, голубя разорвёт на части. В худшем — разорвёт меня. Именно поэтому я с ювелирной точностью переносил рисунок из книги на магическую бумагу, досконально проверяя нарисованное.

Закончив с бумагой, я потянулся к голубю — но решил довести дело до конца, приложив к листку дрожащую от нервов руку и перекинув магический канал. Из моего вместилища маны будто откинулся тонкий шланг, увлекая ману в хранилище магической бумаги. Целая тысяча подпунктов влилась в листок, и можно было бы испугаться такому количеству — но это было ожидаемо, ведь в книге написано, что «сохранённое на бумаге заклинание потребует значительных резервов для своего сохранения». В итоге пять сотен маны на заполнение магического круга, столько же на консервацию и ещё пять сотен на сам призыв