Исправленная летопись. Книга 3. Пушки и колокола - Михаил Ремер

И пусть по такому раскладу новинка сначала через тех, кто побогаче да познатнее пойдет. В том тоже, чуть подумав, пенсионер свои выгоды углядел: у таких она точно не залежится, а с умом использоваться начнет. Оборотистые точно выгоду увидят от большего количества пряжи, что хоть для себя, а хоть и для продажи. А раз так, то и ткачам – повод задуматься; пряжи-то цена еще вниз пойдет, так и за сукно уже драть столько не получится. Покупатели не поймут. А раз так, то хочешь не хочешь, но про увеличение производительности задумаешься. А там – и потребность в дополнительном сырье, и, значит, стимул к развитию животноводства, а может, и к дополнительной экспансии в новые земли… Хотя и не факт, конечно, что знатные на продажу изготавливать возьмутся материал.

Вот так, мало-помалу, шаг за шагом пожилой человек двигался вперед, делами да словами своими ратуя за ускорение перехода от натурального обмена к товарно-денежным отношениям. Производительность увеличивая да за унификации ратуя, технологии новые внедряя да торговлю розничную постепенно, плавно, да развивая. Ведь и понятно было, что пока нет потребности стабильной, нет смысла и артели организовывать. Здесь перед трудовиком остро встала проблема сродни той, на которую в свое время наткнулся Эдисон, мало ведь лампочку изобрести. Надо так сделать, чтобы она востребованной стала! А как? Да тех же юнцов одеть, да кузовки, полюбившиеся горожанам, обить. А еще – скатерти в обиход ввести и, может, еще чего… Форму в университеты – ученикам, например. А если стекло научиться, то и на занавески, дай Бог, использоваться начнет. Так, мало-помалу, и, даст Бог, в страны заморские сукно работы тонкой пойдет из Руси Московской. И ох, как учитель верить хотел в то, что еще при его жизни случится то! Оттого и спешка такая.

И зашевелилась неуклюжая, ориентированная на натуральный обмен система! Затянули свои напевы пряхи, на веретена наматывая нити тонкие, сновальщицы статно начали их натягивать, чтобы потом, зарядив их в примитивные ткацкие станки, размеренно приступить к наработке тканей, которые и выменивались бойкими коробейниками на вещички, в хозяйстве необходимые.

Такая неспешность хоть и понятна была Булыцкому, а все равно раздражала. И хоть по задумке пожилого человека, появление в селах менял-коробейников должно было ускорить процессы, хоть чуть, но, обострив конкуренцию среди кустарей, не очень-то это и помогло. Народец-то и сам мог себя обеспечить практически всем необходимым. Вот и получалось, что венцом системы, насильно внедряемой Булыцким, должно было стать появление простейшей разменной монеты в больших количествах да обострение конкуренции за счет появления новых, более эффективных производителей. Ну и крупных централизованных заказов, за которые и ратовал сейчас пришелец.

Вот тем и приглянулся Ерш Николаю Сергеевичу, что юн был да горяч. А еще – что опытом не обременен богатым, а потому и не зациклен на неторопливых дедовских методах работы. А еще – смекалист! И в нужде! А раз так, то, по прикидкам трудовика, идее модернизации средства выживания огромного семейства не противящийся. И хоть ткачеством, по обыкновению, женщины в доме занимались, «добро» на эксперименты дать мог только старший в семье; то есть Ерш. В общем-то так и вышло. Паренек действительно не по годам смекалист оказался. Понимал, чертенок, что, во-первых, одним ткацким станком семейство такое не прокормить, как ты не пыжься, и, во-вторых, и это – самое главное, – что не один он такой сукно продает. Так и коробейникам бойким – что у него, что у соседа материал выменивать, разницы ж никакой. Кто больше даст, да сговорчивей в цене будет – тот и в почете. А мальцу ох как в почете хотелось быть, да еще и денег за то зарабатывать! Потому и отозвался сразу же на пенсионера предложение. Не думая и не рассуждая почем зря. И принялся пожилой человек за дело, вкратце объяснив, чего добиться хочет.

Понятно, что о механическом станке речи, в принципе, не шло пока. Ну хотя бы потому, что технология производства стали пружинной неведома пока. По задумке трудовика, речь шла лишь об оптимизации процесса: модернизация ремизного аппарата, заменой жгутов для крепления на мобильную раму со сменным бедром, легко регулирующим количество зубьев, и, как следствие, качество и плотность изготавливаемого полотна: от грубой рогожи до неплохого сукна. Изменили и систему подачи нитей, пристроив позади этажерку с целым набором бобин, на которые были намотаны нити. Для производства сукна, конечно, такая схема не годилась, и валяние все равно было нужно, но для более простых изделий – вполне себе. На том пока остановились; осваивайте, что есть.

И закрутилось, завертелось! Ерш, осадив было закудахтавших женщин, заставил их изучать непривычную для себя систему, благо тут еще и трудовик на хитрость пошел: задаток за заказ большой дал, да еще и в сроки жесткие. Помаялись. Пошумели. Освоили, в конце концов. Оценили. Дали ткань!

А Булыцкий между тем про пилораму хлопотал далее. Лель, поворчав по поводу мудрености конструкции, тем не менее предложил свои выкладки: как сделать так, чтобы и то и другое разом… Тут, правда, Булыцкий забраковал, слишком система получилась сложной да громоздкой. Всяко упрощать надо было.

– Два колеса ставить надобно. Рядом, – подумав, прогудел старик. – Оно, иначе, шибко мудрено. Не сладишь, – поглядев на каракули товарища, учитель кивнул, соглашаясь с его аргументами.

– Твоя правда. Не годится так никуда. По-твоему будем: две мельни.

– Недалече по течению в посаде местечко есть с водой быстрой. Там бы колесо второе ставить, – на своей волне продолжал вещать мужик.

– Чего раньше не говорил, а?! Где оно?

– Только место то, говаривают, гиблое. Народу затянуло – прорву. Худое место. Русалки да водяные, сказывают, там. Боязно.

– Покажешь? – Булыцкий повторил свой вопрос.

– Поперву бы службу там отслужить. Иначе – навряд ли кто.

– Покажи. Решим с попом! – уже потребовал преподаватель.

– Отчего не показать-то? – наконец очнулся старик. – Завтра утром и пойдем.

– Вот и славно.

– Только без попа там вряд ли кто вызовется, – монотонно продолжал тот.

– Будет, будет тебе поп! Будет!

– Ну так и с Богом, – не стал распространяться на эту тему Лель.

Оставив мастерового, Николай Сергеевич крепко так озадачился: вроде и суеверия, да все равно не перешибить их ни плетью, ни обухом, ни мечом. А раз так, то и к служителю – дорога прямая. Вот только после конфликта с Фролом да послушником его навряд ли договориться можно. Ведь запали слова Алены в душу пенсионера: злой новый дьякон. Нехороший. А парнишка, что при нем – так тот борз да вдобавок – глуп. А еще, скорее всего, злопамятен. И хоть не видел преподаватель проблем, чтобы к другому кому обратиться за помощью, а все одно – с этими мириться как-то надо было. Ну, во-первых, среди духовенства Фрол человеком не последним был, раз его для общения с Николой сам Киприан избрал. А раз так, то, волею владыки прикрываясь, кто его знает, какие он там слухи про обидчика своего распространял, властью такою пользуясь. А во-вторых, Аленке уже рожать пора подходила, а тут хочешь не хочешь, а крестить младенца надо. А крестным отцом, опять же, по воле Киприана, не кто иной, но Фрол назначен был. И хоть здесь выбора не было у служителя никакого, и обязан он теперь был за отроков воспитание духовное взяться, не хотелось пришельцу, чтобы так: камень за пазухой держа. А потому замиряться надо было с Фролом. Как? Да Бог его знает!