Женский день - Мария Метлицкая

То, что он обратил на нее внимание, было таким чудом и казалось таким невероятным, что, когда у них все закрутилось, никто не поверил. Тобольчина? Марина? Эта приезжая, вполне заурядная и довольно обычная девица? Да ладно, бросьте! Все с удовольствием верили в дикторшу, монтажершу и медичку. Но в эту? Да за какие такие заслуги? И чем она, собственно, лучше всех нас?

Ничем. Это правда. И все же… Она стала ловить на себе его взгляд – чуть задумчивый и внимательный. Убеждала себя, что все это ей только кажется. Этого просто не может быть! Да вокруг десятки прекрасных женщин, моложе, стройнее и красивее ее. Образованнее, в конце концов! А когда он позвал ее в кафе выпить кофе, вот тогда она поняла – не показалось. Ни ей, ни другим.

После того похода в кафе, где она краснела, смущаясь, и сбивалась в ответах, он сказал ей, что ждет ее после работы в машине, внизу, на стоянке. Ждет, чтоб отвезти домой. Сказал так сухо и строго, что возражать ему ей и в голову не пришло. Он ушел из кабинета чуть раньше, она это видела и надеялась, что ей все показалось или привиделось. Что вот сейчас она спустится вниз, выйдет во двор, и никакой бежевой «Волги» на стоянке не будет.

Она еще задержалась, специально. Потом, тяжело вздыхая, накрасила губы и подвела глаза. Сбрызнулась духами, лежавшими в сумочке, и спустилась во двор.

Бежевая «Волга» стояла. На улице было темно, но она увидела, как там, внутри, в чреве машины, вспыхивает красный огонек сигареты.

Она снова растерялась, разнервничалась окончательно, споткнулась на ступеньке, чуть не упала и замерла, не понимая, что делать. Ей захотелось прошмыгнуть мимо, незаметно проскользнуть за «спинами» других машин, выйти на улицу крадучись, почти ползком. Почему она так испугалась? Поняла, что теперь, с этого дня, как только она откроет дверь и сядет в машину, начнется другая жизнь? Которая затянет ее в тоску, страдания, печаль и безысходность? Оборвать которую у нее ни за что не хватит сил? Жизнь, в которой ей вечно будут шушукаться в спину, придумывать небылицы, осуждать, критиковать, завидовать и ненавидеть? А она… Она превратится в любовницу. Правда, есть легкий душок в этом слове? Нет-нет, ничего плохого! Но… все-таки что-то есть. Обидное, что ли? Стыдное. Непривлекательное. Жалкое даже. То, что лишит ее навсегда права на семью и детей. Право на совместный отпуск, Новый год и Восьмое марта. Цветы и конфеты ей сунут впопыхах, торопливо. Смущаясь. И она не станет продумывать блюда праздничного стола – не для кого. ОН будет в семье. В Новый год. Восьмого марта. В день своего рождения. И чемодан в командировки и на моря собирать ему будет совсем не она. Любовницы чемоданов не собирают. Они вообще на краю чужой семейной жизни. Сбоку. Где-то вдали. Маячат. Маячат всю жизнь. Иногда мешают. Иногда в них ОЧЕНЬ нуждаются. Ими, разумеется, восхищаются. Их хотят! С ними сладко и трепетно. У них, по сути, прекрасная роль – им доверяют сомнения и секреты. Им жалуются на несправедливость жизни. По ним скучают. Очень скучают – потому, что они НЕ ЧАСТЫ. Они не брюзжат, не надоедают. Не ходят в бигуди и в сношенных тапках. От них пахнет духами и неизвестностью. Они почти неизвестны. Не познаны до конца. В них все еще живет загадка и есть вечный манок. Они принадлежат мужчине и не принадлежат. Вот в чем секрет! Они – ничья собственность. Даже любовника. Они почти эфемерны – и это так привлекает!

Она привыкла к такой жизни – привыкла довольно быстро. Хотя продолжала реветь в Новый год. Поливала слезами готовый оливье, укладывая его в салатник. Привыкла к быстрым визитам на пару часов и взглядам на будильник. Привыкла к тому, что его подарки из командировок – крошечные, легче спрятать – одинаковые или похожие сувениры. «Сотрудницам на работу» – вот как это называлось.

Ничего личного, как говорится. Нет, скупердяем он не был – в день ее рождения это были подарки. Как правило, деньги – я же не знаю, что ты хочешь, малыш! Не знает. Что хочет законная – это известно. Так же, как и ее предпочтения – красное, белое, итальянское, пушистое, в орехами или с безе. Золото-серебро не пройдет.

Она же – загадка! Зачем знать, чем пахнет загадка? Зачем знать, что она любит бифштексы или светлое пиво? Некрасиво как-то, слишком обыденно.

Деньги, да. Приличные, кстати! На них она покупала сапоги, шубу, кольцо или серьги. Потом показывала ему.

– Ну? Как тебе? Это – ты!

Он никогда – вот забавно! – не ужинал у нее. Она, конечно, не ас – как почти любая одинокая и бездетная женщина. Кому охота стараться для себя одной? И все-таки она готовила. По первости. Запекала курицу, делала какой-нибудь салат из журнала – что-то несложное. А он не ел. Никогда! Говорил, что привык к домашнему. А у нее что – из столовки? Обижалась, конечно. Он уходил, а она грызла куриные косточки и кропила их слезами. Он пил только кофе – крепкий, без сахара.

Однажды купила ему роскошный свитер – отстояла в очереди пару часов. А он извинился:

– Зайчонок, ну какой свитер?! Ты ж все понимаешь… Как принести вот это домой?

Свитер остался у нее в шкафу. Навсегда. Лежал на верхней полке и назойливо напоминал о ее месте в его жизни.

Нет, было, конечно, хорошее – особенно летом. Жена с девочками уезжала на дачу. Он, как все мужики, ездил туда по выходным. А по будням оставался у нее, у Марины. Правда, ужинали они всегда в ресторане – вот тебе и «домашнее»… Нет, были цветы – тогда были! Были длинные летние ночи – душные, светлые, почти бессонные. Она привставала на локте и смотрела на него, спящего. И думала в те минуты, что отдала бы все на свете, если бы этот человек принадлежал только ей. Чтобы она не чувствовала себя воровкой, чтобы не боялась поднять глаза на людей.

Чтобы приезжали они на работу вместе, вместе выходили из машины, здоровались с коллегами. Смотрели в глаза окружающим – спокойно, без укоров совести и стеснения. Чтобы про них говорили: «Прекрасная пара!» Чтобы не шушукались вслед, не злословили. Не говорили: «Жену он не бросит. И что эта дура ждет? Никогда не дождется!»

При этом – вот чудеса! – однажды она услышала, что осуждают ее! Она спала с чужим мужем, она отрывала отца от детей! Она, а не он, была виновата. Злодейка – она. А он… Да что ж с него взять? Мужчина! Ему-то все можно! Пусть дети, жена. Он – неподсуден.

А ведь именно он был должен всем – и ей в том числе. Он всем врал, именно он. Жене, девчонкам, Марине. Впрочем, нет, это неправда – вот как раз ее он не обманывал. Никогда. Никогда ничего не обещал. А она и не просила – унизительно как-то. Как сказать мужчине такие страшные слова: уйди из семьи, оставь девочек. Подели квартиру! Алименты – по исполнительному листу.

Она не могла.

Не потому, что «сильно порядочная» – уж за свое счастье она бы билась. Насмерть, до крови. Просто гордыня не позволяла. Не гордость – гордыня.

Только однажды, где-то на пятом году их романа, она «попалась». Испугалась не беременности – вот не проблема! – испугалась его. Может, вообще не говорить? Сбегать в больницу, и через пару часов она дома. Он и не узнает. Не потому, что его пожалела – не хотелось услышать то, что она знала наверняка: нет, нельзя, никогда. Мы договаривались. На берегу. Я никогда тебя не обманывал и ничего тебе не обещал.