Встречай меня в полночь - Сюзанна Энок

— Теперь, Син, я хочу тебя, — передразнила птица.

— Заткнись, — ответил маркиз и накрылся с головой одеялом.

На следующее утро Виктория первым делом села и составила свой список. Она разделила страницу на две колонки: друзья, на молчание которых она могла рассчитывать, и друзья, которые готовы разнести ее слова по всему Лондону. Список получился тревожно односторонним: она умудрилась приобрести слишком много болтливых друзей.

Когда она перечитала имена, то вычеркнула Синклера Графтона, троих его друзей-агентов и камердинера. Они не будут разносить сплетни, но вряд ли позволят ей продолжать собственное расследование в отношении графа Кингсфелда.

Затем Виктория послала записку своей подруге Эмме Гренвилл; ее интересовало, не сохранились ли в академии мисс Гренвилл какие-либо письменные упоминания о леди Незерби: тетушка Эммы подробно записывала имена посетителей и все необычные происшествия. Синклера наверняка успокоит то, что она ведет расследование совершенно безопасным и даже бесполезным способом.

Сделав это, Виктория отдала свое послание Майло и отправилась в кабинет. Этим утром маркиз должен был находиться в парламенте, и, следовательно, на какое-то время Графтон-Хаус освободится от шпионов.

Закрыв дверь кабинета, она медленно оглядела комнату, хозяин которой умер насильственной смертью. Если он знал убийцу, то мог также знать, что его жизни угрожает опасность. Почему именно эта комната? Почему именно в ту ночь? Ключ к разгадке скорее всего находится здесь.

Хотя Синклер уже осматривал письменный стол в поисках компрометирующих писем или записок, убийца имел возможность сделать это первым. Но Виктория знала, что люди не обязательно хранят личные бумаги на виду. Ее муж, несомненно, уже учел эту возможность, но он мог пропустить что-то — особенно если искал иные улики, не те, что она.

Ей пришлось начать с книжной полки около двери. На книгах не было пыли, но вряд ли кто-то ими пользовался в последнее время: в основном это были сборники законов, регистры земельной собственности и торговые уставы. Томас очень серьезно относился к своим обязанностям в палате лордов — это Виктории уже было известно. Одну за другой она вынимала книги, пролистывапа их в поисках записей или отметок покойного маркиза Олторпа, затем ставила на место, полагая, что, если смерть Гомаса была столь же неожиданна для него, как и для его семьи, он, вероятнее всего, ничего не прятал.

Два часа спустя, когда Виктория сняла с полки «Путеводитель по растениям» Калпепера и потрясла толстый том, из него на ковер выпало несколько пожелтевших листов бумаги.

Она долго стояла, глядя на них. Ее уставшая спина, испачканные пальцы, все ее переживания уже не имели значения. Томас Графтон оставил эти листы, чтобы кто-то их нашел, и она нашла.

— Спокойно! — прошептала Виктория и, подобрав юбки, опустилась на ковер. — Возможно, все это лишь глупые фантазии.

Ошибки не было — она почти сразу же поняла это. Три странички, исписанные аккуратным почерком, представляли собой какой-то юридический документ, который сопровождался примечаниями и статистикой.

Дверь кабинета внезапно открылась.

— Виктория, что ты…

Синклер в недоумении остановился, увидев жену сидящей на полу с листками бумаги, зажатыми в руке.

— Мне кажется, я что-то нашла, — сказала она срывающимся голосом.

Он подошел и опустился рядом с ней на колени.

— Что именно?

— Думаю, это черновик законопроекта — Она наблюдала за напряженным выражением его лица, когда он просматривал бумаги. — Что-то о торговле и о Франции.

Синклер кивнул:

— Первоначальный вариант. Где ты нашла его?

— В книге Калппера.

— Это лишено смысла. Зачем было Томасу прятать парламентский трактат в путеводителе по растениям?

— Возможно, чтобы никто не нашел? — предположила она.

Маркиз посмотрел ей в глаза.

— Не ищи здесь больше, чем видишь. Это первоначальный проект. Томас мог просто заложить его в книгу, чтобы отметить нужную страницу.

— А именно норичник шишковатый, растение, которое заживляет гноящиеся раны?

Нахмурившись, Синклер прочитал текст более внимательно.

— Этот проект требует прекратить торговлю с Францией и призывает английскую знать отказаться от земельной собственности во Франции, чтобы «показать пример всему миру и особенно Бонапарту». — Он снова взглянул на жену. — Знаешь, Остин показал мне часть предложений, над которыми они работали вместе с Томасом, и сообщил, что Марли не соглашался с ними.

Виктория удачно справилась с желанием снова начать препираться. Главное было найти убийцу, а не спорить о том, чьи друзья вызывали меньшее доверие.

— Это был тот же проект?

— Не знаю. На страницу пролили портвейн. Это сделал Марли. Ее невозможно прочесть.

— Тогда почему лорд Кингсфелд сохранил эту страничку? — мягко спросила она.

Синклер поднял на нее угрюмый взгляд.

— Что ты сказала?

— Лорд Кингсфелд сам объяснил мне, что избавляется от бесполезных предметов. Почему тогда он хранил не поддающуюся прочтению бумагу больше двух лет? И почему он точно знал, где найти ее, чтобы показать тебе?

— Прежде чем мы двинемся дальше по этой тропе, — спокойно произнес маркиз спустя минуту, — нам следует выяснить, что стало с самим проектом. Мы уже знаем, что он не прошел. Нужно просмотреть отчеты в палате и определить, когда проект отклонен парламентом. Это будет фактором, определяющим его значение.

Встав, он поднял путеводитель по растениям и поставил на полку, а затем протянул ей руку. Виктория сжала его пальцы.

— Синклер, я не хотела причинить тебе боль…

— Ты напала на след, — заметил он, без усилия поднимая ее на ноги. — Остается только посмотреть, насколько он горяч.

Его жена определенно что-то задумала, решил Син, глядя на ее профиль, когда они проезжали в своем экипаже мимо «гнилого местечка» в Гайд-парке.

Последние три дня она была тихой и спокойной, почти не упоминала о расследовании и лишь иногда спрашивала, не узнал ли он чего-нибудь новенького. Зато она делила с ним постель с прежней страстью и воодушевлением.

И все же его импульсивная женушка ни от чего не отказалась, хотя он приказал ей не вмешиваться в его дела, а значит, она все еще не рассталась со своими подозрениями в отношении графа Кингсфелда, но просто не говорила об этом.

Его фаэтон присоединился к веренице экипажей, верховых и пешеходов, заполнивших парк. Ритуал дневного общения казался абсурдным, так как в подобной толчее нести серьезный разговор было невозможно. Но здесь по крайней мере в течение часа он держал жену в поле зрения и мог защитить от неприятностей.