Тварь внутри тебя - Брайан Ламли

— Что значит изменился? — попытался понять Шайтис. — Ты растерял гордость и тщеславие? Но эти пороки — неотъемлемый признак самого последнего Вамфири, и мы привыкли гордиться этим. Мы не может быть иными.

Шайтан покачал головой, укрытой капюшоном, и лишь движение малиновых точек в желтом ореоле выдало его, скрытого непроницаемым ментальным щитом.

— Мое тело, вот что изменилось. Мое прекрасное тело!

— Ну и что? — удивился Шайтис. — Это со всеми происходит, никто из нас не хорош собой — приходится мириться. Но красота не имеет никакого отношения к власти! Кое-кто из нас даже холит и лелеет свое уродство как символ мощи. — Невольно он вспомнил Вольша Пинеску.

Шайтан уловил мерзкий образ в мозгу Шайтиса.

— Да, он был безобразен. Но ему это нравилось! А мне — нет. Вамфири, при всем их физическом и умственном уродстве, просто красавцы — в сравнении со мной.

И в третий раз Темный придвинулся вплотную к Шайтису. Шайтис не шелохнулся, лишь рука потянулась к боевой рукавице. Его реакции не притупились, пусть это был лишь сон.

— Ты задумал плохое? — спросил он.

— Наоборот, — ответил Темный, — ведь мы теперь заодно, и надолго. Но знай, мое искусство дает многое, но кое-что берет взамен, и лучше бы тебе увидеть мой истинный облик.

— Так покажись!

— Я собираюсь это сделать, но хотел подготовить тебя.

— В том нет нужды. Я готов.

— Тогда гляди! — воскликнул его предок и убрал гипнотический экран...

Потрясение от того, что предстало его взору, вышвырнуло Шайтиса из сна, словно извержение пробудившегося вулкана. Он вскочил на ноги в своем ледяном гроте и уставился, широко раскрыв глаза, на сверкающие ледяные стены, ослепившие его после тьмы приснившейся вулканической пещеры. В его черном сердце был ужас от того, что показал ему Темный. Такого ужаса он не испытывал еще никогда, а ему довелось видеть всякое.

Это было больше чем сон, возможно — испытание, и потому видение после пробуждения не угасло, оставаясь таким же четким в его сознании, как изображение герба на флагах, развевающихся над башнями родного замка.

Шайтиса не так легко было шокировать, он и сам был чудовищем — во всех отношениях. Такие эмоции, как страх или ужас, давно не существовали для Вамфири — их сердцам был ведом только гнев. Если адреналин и поступал в кровь Вамфири, то никак не для того, чтобы обострить чувства и помочь спастись — нет, лишь для того, чтобы развязать животные инстинкты: стой и дерись, злобно, беспощадно! Даже века пребывания на Темной стороне воспитали у всех Вамфири чувство превосходства. Нет сомнений, что в этих краях они лидируют среди всего живущего — так же как Человек лидирует в своем мире.

Но Шайтис не всегда был Вамфиром — когда-то его, обычного человека из рода Странников, захватил Шайдар, отродье Шайгиса. Шайдар дал ему имя, сделал старшим рабом, то есть “сыном”, и передал яйцо вампира. Так что в свое время он хорошо знал, что такое страх. Шайтис помнил это чувство. Каким бы дьяволом ни стал человек, ужас, пережитый им в юности, обязательно повторяется в его снах. Тогда, пятьсот лет назад, его, похищенного со Светлой стороны, лорд Шайдар провел по многочисленным уровням своего величественного замка-утеса и продемонстрировал созданных им противоестественных гибридов-монстров. Это уже потом Шайдар выхаркнул ему изо рта в рот яйцо вампира, сделав его своим наследником, и навсегда изменил его сущность. А тогда зрелище потрясло юного невинного Странника.

Хрящевые твари, газовые звери, абсолютно невероятные животные и огромные резервуары на нижних уровнях, в которых троги и Странники тоже, превращались в чудовищных летунов или в не менее ужасных крылатых боевых зверей и в прочие порождения Шайдаровых экспериментов. Показывая оробевшему рабу самые кошмарные из своих творений, Шайдар наслаждался, мучая его сознание намеком на то, что и он может превратиться в уродливого безмозглого летуна с граненой головой или окованного костяной броней боевого зверя.

В те ранние дни ученичества Шайтиса непрерывно терзали во сне кошмары, навеянные зрелищем этих противоестественных уродов. Позднее, когда он уже восседал в тронном зале собственного замка, вампир в нем вытеснил эти страхи. Шайтис тоже стал мастером трансформаций и создавал в своих лабораториях первоклассных монстров. Его летуны отличались своеобразной странной грацией, свирепость его боевых зверей превосходила мыслимые пределы; да и прочие гибриды удавались на диво. Так что страх перед монстрами остался в далеких юношеских снах. Но даже в худших из них не являлись ему чудовища хотя бы наполовину столь отвратительные, как то, что показал ему Темный.

Да, Шайтан назвал себя уродливым; но бывает уродство — и уродство. Не говоря уже о гибридах...

Шайтис снова представил себе отвратительную тварь, которая возникла перед ним, когда Шайтан убрал ментальный экран; даже изощренная фантазия самых охочих до мерзостей Вамфири не могла вообразить ничего отдаленно похожего на эту гнусность, и оттого, что она была отнюдь не плодом воображения, а до ужаса реальной, было еще хуже. Что же это такое? Слизняк ростом с человека, со сморщенной глянцевито-черной кожей, испещренной зеленовато-серыми прожилками. Он стоял вертикально. Не приходилось сомневаться — это был вампир, тот, что живет в каждом из них, только выросший до невероятных размеров. Невольно возникала мысль: если это выросло внутри человека, то что же случилось с хозяином?

Картина в его разуме потускнела и стала таять — видимо, мозг защищался от непереносимого зрелища, — но он успел разглядеть мельчайшие детали, и этого оказалось достаточно. Шайтис проснулся от испуга.

У твари (вероятно, ему надо все же свыкнуться с мыслью, что эта пакость — его предок и зовут ее Шайтан) были резинообразные конечности; часть их была снабжена щупальцами с присосками. Другие оканчивались уродливыми, трансформированными членами различных существ — сморщенными человеческими кистями, ступнями, на одной были челюсти какого-то зверя. Один отросток, прямой, как шпага, оканчивался головой кобры, но с человеческим лицом, лицом Шайтана.

Эти вялые конечности, которыми был увешан слизняк, вызывали такое омерзение, что возродили забытые юношеские страхи Шайтиса.

Шайтис догадывался о причинах. Те гибриды, которых создавали лорды Вамфири в своих экспериментальных чанах, были чудовищны. Этот же не был порождением чьей-то фантазии. Он был натуральным продуктом, плодом отчаянной цепкости противоестественного начала в его стремлении выжить, приспособиться, уцелеть в любых обстоятельствах, проигрывая и вновь побеждая в течение долгих веков. Человеческая плоть Шайтана не могла уцелеть в чудовищном многовековом сражении, она полностью разрушилась и была практически целиком заменена метаморфической субстанцией. Этот чистый вампир и был теперь Шайтаном. Его предком.

То, что уцелело, нельзя было назвать безобразным; это было омерзительно. Худшие из кошмаров времен его ученичества.

Да, теперь ему был ясен многовековой путь Шайтана, он представил ту эволюцию, вернее, деэволюцию, которую проделало в этой ледовой пустыне тело Вамфири — путь к чисто метаморфическому существу. Он читал это в алых немигающих глазах слизняка, светившихся бездонным умом, чудовищной ненавистью и чистым злом под раздувшимся капюшоном кобры. Тут не было необузданной злобы, которую часто можно видеть в пылающих яростью глазах боевого зверя; не было ничего общего с пустыми глазами летуна, лишенными век, или невыразительными вялыми глазами зверя-сифона. На него глядел такой злобный разум, который нельзя создать в лаборатории. Это был конец очень долгого пути по дороге зла.